Из своей пенсии Дарья Ивановна, помимо обязательной оплаты за коммунальные услуги и покупок продуктов на оптовом рынке, позволяла себе маленькую роскошь — пакетик кофе в зернах.
Зерна были обжарены, и, как только она надрезала уголок пакета, умопомрачительный аромат наполнял комнату. Вдыхать аромат следовало с закрытыми глазами, отрешившись от всех чувств, кроме обоняния, и это было словно чудо. Вместе с замечательным запахом в тело будто вливалась странная сила, в памяти всплывали девичьи мечты о дальних странах, виделись океанские волны, шум тропического дождя, загадочные шумы леса и дикие крики обезьян, прыгающих по лианам…
Этого она никогда не видела, но рассказы отца, который участвовал в экспедициях в Южной Америке, она помнила. Когда он был дома, он любил делиться с Дашей историями о приключениях в долине Амазонки за чашкой крепкого кофе, и этот аромат навсегда напоминал ей о нем — сухощавом, жилистом и загорелом путешественнике.
Она всегда знала, что родители были приемными.
В начале войны ее, трехлетнюю сироту, подобрала женщина, ставшая для нее мамой на всю жизнь. Затем, как у всех: школа, учеба, работа, замужество, рождение сына и, в итоге, одиночество. Сын, лет двадцать назад, поддавшись настояниям жены, выбрал другую страну для жизни и обосновался вместе с семьей в Петербурге. За все это время он побывал в родном городе лишь раз. Они созванивались, сын ежемесячно присылал деньги, но она их не тратила, откладывала на специальный счет. За двадцать лет накопилась значительная сумма, она вернется сыну. Позже…
В последнее время ее не покидала мысль, что жизнь, которую она прожила, была хорошей, полной забот и любви, но чужой. Если бы не война, у нее была бы другая семья, другие родители, иной дом. Значит, и жизнь была бы другой. Она почти не помнила своих родных родителей, но часто вспоминала девочку-ровесницу, которая всегда была рядом в том почти младенческом возрасте. Ее звали Маша. Порой слышались ее детские крики: – «Машутка, Дашутка!» Кем она ей приходилась? Подружкой, сестрой?
Размышления прервал короткий сигнал телефона. Она взглянула на экран — пенсия поступила на карту! Это было очень кстати. Можно прогуляться в магазин, купить кофе — последнее утреннее сварила вчера. Осторожно, постукивая тростью по тротуару, обходя осенние лужи, она добралась до магазина.
У двери приютилась серенькая полосатая кошечка, испуганно поглядывая то на прохожих, то на стеклянные двери. Жалость кольнула в сердце: «Мерзнешь, бедняжка, да и голодная, наверное. Забрала бы тебя, только… кому ты будешь нужна после меня? А мне осталось… Не сегодня, так завтра». Но, жалея несчастную, купила ей дешёвый пакетик корма.
Она аккуратно выдавливала желейную массу в пластиковую тарелочку, кошка терпеливо ждала и смотрела на благодетельницу влюбленными глазами. Двери магазина распахнулись, и на крыльцо вышла дородная женщина с нерадостным выражением лица. Она, не колеблясь, отшвырнула лоток с кормом так, что желейные куски разлетелись по тротуару:
– Говоришь им, говоришь — никакого толку! – рявкнула она. – Нечего их тут кормить! — и, развернувшись, нервно ушла.
Кошка, испуганно оглядываясь, начала собирать кусочки с тротуара, а Дарья Ивановна, задыхаясь от возмущения, почувствовала первые сгущающиеся признаки приступа. Она поспешила к автобусной остановке — там были скамейки. Присев, стала беспокойно рыться в карманах в поисках таблеток, но тщетно.
А боль безжалостно накатывала волнами, голову стягивало, в глазах темнело, из груди вырывался стон. Чья-то рука коснулась плеча. Она с трудом открыла глаза — молодая девушка обеспокоено смотрела на нее:
– Вам плохо, бабушка? Как вас помочь?
– В пакете. – Дарья Ивановна едва пошевелила рукой. – Там кофе. Достанешь и вскрой.
Она припала к пакету, вдыхая аромат обжаренных зерен раз, другой. Боль не ушла, но стала легче.
– Спасибо, милая. – Слабо произнесла Дарья Ивановна.
– Меня Полина зовут, а благодарите кошку. – Улыбнулась девушка. – Ваш мявкот громкий всех тревожил!
– И тебе спасибо, хорошая моя. – Дарья Ивановна погладила кошку, сидящую на скамейке рядом с ней. Та самая, полосатая.
– Что с вами случилось? – заинтересовано спросила девушка.
– Приступ, милая, мигрень. – Призналась Дарья Ивановна. – Перенервничала, бывает…
– Я вас провожу до дома, одной вам трудно будет дойти…
– … У моей бабули тоже бывают мигрени. – Рассказывала Полина, когда они пили слабый кофе с молоком и печеньем в квартире Дарьи Ивановны. – Вообще она мне прабабушка, но я ее называю «бабушка». Она в поселке живет, вместе с моей бабушкой, мамой и папой. А я учусь здесь, в медицинском училище, на фельдшера. Бабушка, как и вы, меня девонькой называет. И еще — вы так похожи на нее, что я сначала подумала, что вы — она! А вы не пробовали искать своих родственников, настоящих?
– Полина, милая, как их найти? Ведь я их почти и не помню. Даже имени своего, ни откуда я родом. – Говорила Дарья Ивановна, поглаживая кошку, прижавшуюся к ее коленям. – Помню только бомбежку, когда мы были на подводе, потом танки…
А я бежала, бежала, что себя не помнила! Ужас! Навсегда ужас! Затем меня подобрала женщина, я ее всегавам звала мамой, и сейчас она для меня мама. После войны пришел ее муж и стал мне самым лучшим папой на свете! Осталось у меня от себя только имя. А семья моя родная, скорее всего погибла там, под бомбами. И мама, и Машутка…
Об этом Полина вздрогнула и посмотрела на нее огромными, голубыми глазами:
– Дарья Ивановна, а у вас есть родинка на правом плече, похожая на листик?
От неожиданности хозяйка подавилась кофе, а кошка внимательно на нее уставилась.
– Откуда тебе это известно, милая?
– У бабушки точно такая же. – Произнесла Полина тихо. – Ее зовут Мария. До сих пор не может удержаться от слез, когда вспоминает сестричку — близняшку Дашутку. Пропала она в бомбежке во время эвакуации. Когда фашисты перекрыли дорогу, пришлось вернуться домой, там и пережили оккупацию. А Дашутка пропала. Так и не нашли, хотя долго искали…
С утра Дарья Ивановна не находила себе места. Она бродила от окна к двери, ожидая гостей. Серенькая полосатая кошка не отходила от нее ни на шаг, с тревогой всматриваясь в её лицо.
– Не волнуйся, Маргоша, со мной все в порядке, – успокаивала она кошку. – Только сердце стучит…
Наконец, раздался звонок в дверь. Дарья Ивановна, волнуясь, открыла дверь.
Две пожилые женщины, затаив дыхание, молча смотрели друг на друга глазами, полными надежды. Будто в зеркале видели они возвращенный цвет глаз, седые завитки вьющихся волос и морщины скорби в уголках губ.
Наконец, гостья облегченно выдохнула, улыбнулась, шагнула вперед и обняла хозяйку:
– Здравствуй, Дашутка!
А на пороге, утирая слезы счастья, стояли родные люди.
