Михаил водрузил вёдра на лавку в сенях Агафьи Петровны и уже собрался уходить, но старушка вцепилась в его рукав, кивнув проследовать в избу. Прислонившись к косяку, он уселся на дубовую скамью, ожидая указаний.
Хозяйка молча вытащила чугунок из печи, ткнула пальцем в сторону часов с кукушкой — дескать, обеденный час настал. Накрыла глиняную миску дымящимися щами из кислой капусты, положила рядом шмат сала, луковицу да краюху ржаного хлеба с хрустящей корочкой. Вспомнив, поставила на стол стопку самогона. Сгорбленная спина её была перетянута оренбургским платком. Несмотря на тепло, на ногах красовались валенки.
— От многого откажусь, а от щей — никогда, — промолвил парень. — Только пить не стану. Зарекся, батюшке на исповеди поклялся — капли в рот не возьму. Помнишь, как в клубе с Сергеем подрался из-за Светки? Чудом в кутузку не угодил. За разгромленный зал пришлось три сотни рублей выложить. Мамка сказывала, спина у тебя прихватила — вот и пришёл воду поднести. Щи умну, дров наколю. Может, ещё дел найдётся? У нас дома: только присядешь — мать тут как тут, из пальца работу высасывает!
Парень фыркнул от собственной шутки так, что захлебнулся. Бабка Агафья принялась колотить его по спине, будто молотком гвозди вбивала. Михаил, откашлявшись, продолжил уплетать щи, затем спросил:
— Бабуль, а как спите-то? Всё горбом лежите или распрямляетесь?
Старушка щурилась, смеясь голубыми, будто незабудки, глазами, махнула рукой: мол, отстань.
— Красавицей, поди, была? — не унимался парень. — Коса — хоть в стог сена, брови соболём, очи — звёзды полярные. Моя Светка тоже ладная! Давай перечислять её достоинства, а ты пальцы загибай. Только всех не сосчитать: статная, скромная, работящая, песни заливается, пляшет — загляденье, не пьёт, не курит, женихов разгоняет. Видишь, пальцев не хватило!
Агафья смеялась беззвучно, грудь ходила волной, а голос так и оставался пленником внутри.
— Глазищи-то у тебя, бабуль, молодильные! — восхитился Михаил. — Ты ж Светку знаешь?
Старуха развела руками, будто говоря: «Кто вас, молодых, разберёт?»
— Мы не то что ваше поколение, — продолжал парень. — Вы родителей боялись, а мы рот раскроем — родители нас боятся. Батя без моего совета шагу не ступит. Мамка и вовсе меня за главу семьи считает. Братья по городам разъехались, я младшой — пока не женюсь, с ними жить буду. Хочу ребятишек полон дом. Светка крепкая, как кобылица, — я ж ветеринар, понимаю. Здоровая, пальцев не хватило перечесть? То-то!
Наевшись, Михаил разомлел от печного тепла. Несмотря на хворь хозяйки, в избе сияла чистота. Особенно выделялась кровать под горой перин, с подушками до потолка да кружевным подзором.
— Эх, на такой бы с женой в первую ночь! — помечтал вслух парень. — Хотя сгоришь, как блины на сковороде. Ладно, как Светлана институт окончит — свадьбу сыграем. Она медсестрой будет. Я скотину лечу, она людей — глядишь, и мамка перестанет отца «скотиной» обзывать. Хотя мы все тут не лучше: Степка Петров мотоцикл утопил — скотина! Виктор сено подпалил — тоже! А Дмитрий вообще сволочь — Надю бросил с пузом, городскую невесту привёз. А Надька теперь ходит, улыбается, говорит: «Сына Бог послал». Вот как этот подлец мимо дома ходить будет, зная, что сын его тут?
Михаил вскочил:
— Я Светку никогда не брошу! Обниму — да так, чтобы в меня растворилась! Только она до свадьбы — ни-ни. Границу эту не переступит, силком не потащу. Зато фельдшером станет — тебе спину выправит. Уколы ставит — комар не больнее кусает. Как совхоз коттедж даст — может, и заскучаю по тебе, бабуль. Но навещать буду.
Агафья меж тем ловко подцепила ухватом горшок с гречневой кашей и тушёной бараниной. Аромат разнёсся по избе. Михаил, как дитя, забарабанил ложкой по столу. Старуха светилась, глядя, как он уплетает угощение.
— Приляг на перину, пока ем, — предложил парень. — Или для красы стоит? Ничего, со Светкой помнём!
Закашлявшись, он ждал привычных ударов по спине, но Агафья нежно провела шершавой ладонью по его голове, чуть коснувшись губами макушки.
— С полным брюхом работать — только на печи валяться! — пошутил Михаил, выходя во двор.
Наколов дров, подмёл сени, проверил хлев и поклонился старухе в пояс.
Дома мать встретила упрёком:
— Где пропадал? Светка звонила!
— От бабы Агафьи не сбежишь! То расскажи, то послушай, — засмеялся сын. — Мам, а она сроду немая?
— Нет. В войну пела, как Русланова. Когда фрицы партизан вешали — затянула «Вставай, страна огромная». Ей язык-то и отрезали. Село её сгинуло, а наш военкомат дом помог получить. Мы, люди, порой хуже зверей. В своих хоромах заперлись, а она… хоть и немая, да душой говорит.
— Глазами, мам! Про Светку рассказываю — светится. Про Димку — молнии из глаз! И знаешь, руки у неё… мягкие. Чужая вроде, а тянет с ней говорить.
— Почему?
— Потому что добрая. И не машет руками, как глухонемые — будто просто задумалась. Завтра к ней в сарай иду — гвозди прибить. Так что не выдумывай мне работ — занят я!
