— Чего на морозе торчишь? — спросила Валентина Петровна, ёжась от колючего ветра.
Девушка подняла заплаканные глаза. Женщине на вид было лет сорок пять. Ухоженная, с печатью грусти на лице.
— Сейчас уйду, если мешаю… — прошептала та.
— Да не гоню! Просто дивлюсь — не сезон для прогулок. Мороз ведь! — смягчилась Валентина Петровна.
День выдался лютый, вьюга завывала. Не место юным созданиям на заснеженных скамейках.
— Мне… некуда… — голос дрогнул, по щекам покатились слёзы.
Её звали Лизаветой. Три дня назад отец, Сергей Николаевич, вышвырнул дочь из дома. Приехала в Нижний Новгород к тётке Алевтине — сестре покойной матери.
Мама умерла, когда Лизе исполнилось пятнадцать. Отец запил, дом наполнился сомнительными собутыльниками. Последней каплей стала драка с одним из них — Сергей вытолкал дочь на лестницу, хрипло бросив: «Чтоб духу твоего тут не было!»
Тётка, ютившаяся в трёхкомнатной хрущёвке с мужем, двумя детьми и престарелой свекровью, лишь развела руками:
— Возвращайся, милая. Отец одумается. У нас места — кот наплакал.
Лизавета бродила по заснеженным переулкам, пока силы не оставили её. Присела на скамью у подъезда — тут и нашла её Валентина Петровна.
— Совсем ребёнок! Родители где?
Девушке только исполнилось восемнадцать. Училась в педагогическом колледже, но после ссоры даже документы забрать не успела.
— Никого нет… — прошептала Лиза, пряча лицо в коленях.
Сидела, поджав замёрзшие ноги, пальцы посинели. Снежинки таяли на ресницах.
У Валентины Петровны сжалось сердце. Сын Дмитрий, чуть старше девчонки, служил в ВДВ. Не по-людски — бросить сироту на улице.
— Пошли греться. Чаю налью, а то совсем закоченела!
Квартира оказалась просторной, пахло пирогами. Лизавета дрожала, пока не прижала ладони к горячей кружке.
— Щи со сметаной хочешь? — хозяйка уже ставила на стол дымящуюся тарелку.
Девушка ела жадно, будто неделю голодала. Рассказала про отца, тётку, бесприютные скитания. Валентина Петровна хмурилась:
— Оставайся. Сын дембельнулся через месяц. Комната его пока свободна.
— А муж ваш? — робко спросила Лиза.
— Погиб на службе. Шесть лет уже. — Женщина погладила мурлыкающего Барсика. — Он одобряет. Правда, котик?
Так Лизавета осталась. Прибиралась, мыла посуду, училась печь блины. Бросила колледж — решила поступать в пединститут. Валентина помогла устроиться кассиром в булочную — подруга-заведующая позже хвалила: «Золото, а не работница!»
Через месяц вернулся Дмитрий. Высокий, в тельняшке, с букетом ирисов для матери. Увидев Лизу, замер:
— Мам, ты мне сестрёнку завела?
— Это Лизавета, поживёт у нас. Только чур не дразнить! — притолкнула сына к девушке.
Он рассмеялся, протянул цветок: «Значит, будем знакомы!»
Лиза покраснела. Дмитрий — точь-в-точь как на фото в гимнастёрке, что стояло на комоде. Только плечи шире, взгляд взрослее.
Армейская закалка пошла парню впрок. Устроился охранником в школу, копил на институт. По вечерам с Лизой смотрели старые комедии, спорили о книгах. Валентина Петровна наблюдала, как растёт между ними нежность, но молчала.
Однажды купила путёвки в Сочи — «вдвоём съездите, а я делами займусь». Вернулись они загорелые, с переплетёнными пальцами.
Свадьбу сыграли скромную. Соседки шипели: «Подобрала бесприданницу!», но Валентина лишь улыбалась. Лизавета родила ей трёх внучек, стала опорой Дмитрию, когда тот возглавил строительную фирму.
А вечерами, гладя Барсика-младшего, бабушка рассказывала внучкам:
— Счастье — оно как котёнок. Иногда ждёт у подъезда, дрожит от холода. Главное — не пройти мимо.
