Меня зовут Светлана Волкова, и живу я в Рыбинске, где Ярославская земля встречается с водами Волги. Сколько раз слышала, как мужики сыплют упрёками в наш адрес: мол, обманщицы мы, корыстные, ненадёжные. Да сами-то они кто? Ничтожества, зацикленные на своей значимости! Пишу эти строки, чтобы выжечь из сердца жгучую обиду, что тлеет в груди, словно уголёк в печи.
С Виктором мы прожили душа в душу 28 лет. Вместе поднимали хозяйство, растили двух сыновей — Алексея и Мишу, нянчили внуков. Всегда находили общий язык, делили хлеб и горе. Но когда ему перевалило за пятьдесят, будто бес вселился. Задерживался на «работе», вертелся перед зеркалом, будто жених, а в выходные и вовсе пропадал. Правда вскрылась быстро: закрутил роман с молоденькой. Готова была простить, если б вернулся с повинной. Но он в ответ плеснул в душу кислотой: мол, я постарела, не понимаю его порывов. Утверждал, что без ума от её юного задора. А ей-то что сдался — его обвисшая плоть, седина в бороде? Лишь кошелёк его манит, дачный домик под Рыбинском да машина.
Сыновья пытались вразумить отца. Алексей в глаза бросил: «Позорище! Стыдно за тебя перед соседями!» Но Виктор смотрел на них пустым взглядом, будто чужие люди стоят. Дошла до крайности — заикнулась о разводе, надеясь, что одумается. А он тут же согласился, будто ждал повода. На склоне лет осталась одна в доме, где каждый угол шепчет о былом счастье. Он же ютится с этой Алёной в съёмной квартирёнке, кормит её ребёнка от первого брака, забыв про родных внуков.
Не виню девчонку — паук она, сплёл паутину, чтобы поживиться. А бывший муж — просто дурак, ослеплённый кризисом. Неужели верит, что в его годы построит новую семью? Что эта кукла родит ему детей, будет варить борщи? Пусть тешится! Сама не ищу мужчину — хватит с меня их эгоизма. Не надо мне жалости или советов — всё пережила. Да, было адски больно: ночами рыдала в подушку, злость душила, как тугая петля. Он сжёг мост в тот миг, когда я расслабилась. Но выстояла.
Теперь у меня дети, внуки — солнышки мои. А у него? Скоро поймёт, как ошибся. Алёнка не спросит, принял ли он лекарства, не заштопает носки. Для неё он — банкомат на двух ногах. И когда постучится обратно (а уверена — случится это), встречу ледяным молчанием. Ни я, ни сыновья не подадим руки. Променял нас на мираж — пусть теперь пожинает плоды: одиночество, насмешки бывших друзей, болезни без заботы.
Иногда снится он мне — двадцатилетний, с гитарой у костра, как в студенческие годы. Проснусь — и сердце сжигает обида: стал чужой, пустой человек. Но не сломалась. Смотрю на внучек, играющих во дворе, и знаю: ради них стоит дышать. А он? Его «любовь» испарится вместе с деньгами. Юбчонка сбежит, оставив записку: «Надоел, старик». И останется он у разбитого корыта — седой, больной, никому не нужный. А мы продолжим жить — дружной семьёй, где нет места предателям. И в этом счастье — моя тихая победа.
