Всё осозналось слишком поздно: лишь когда супруга сразил тяжёлый недуг, я поняла глубину своей любви.
Замуж за Дмитрия я вышла в двадцать пять. За спиной — университетский диплом, впереди — иллюзия бескрайних возможностей. Уверенная в своей красоте и уме, я считала, что достойна принца из сказки. Мужчины кружили вокруг, как воробьи вокруг семечек, и я наслаждалась их вниманием.
Дмитрий отличался от других. Неуклюжий, с застенчивой улыбкой, но невероятно чуткий. Он носил мои сумки, слушал бесконечные капризы, молча сносил колкости. Помню, после шумной вечеринки я согласилась зайти к нему. Была злая, как растрёпанная кошка, но он убаюкал тревогу ласковыми словами. Думала — мимолётный эпизод.
Судьба распорядилась иначе. Через месяц тест показал две полоски. Дмитрий, узнав, светился счастьем. Сразу предложил руку и сердце. Я согласилась, хотя мечтала о другом — брутальном, с огнём в глазах. Он же казался слишком простым, слишком… обычным. Но раз ребёнок — значит, так надо.
После свадьбы родился сын. Муж носился со мной, как с хрустальной вазой: готовил, убирал, качал малыша. Жизнь напоминала мягкое пуховое одеяло — уютно, но душно. Внутри зудѣла тоска по бурям.
Когда сыну не исполнилось и года, я снова забеременела. Хотела избавиться, но бабушка уговорила: «Роди, легче вдвоём растить». Вторая беременность прошла буднично. Дмитрий по-прежнему холил меня, никогда не споря, не запрещая встреч с подругами.
Но мне недоставало адреналина в крови. Заводила короткие романы с теми, кто обжигал взглядом. Возвращалась домой — к тишине, к его тёплым ладоням. Он знал. Молчал. Любил.
Годы текли. Дети взрослели. Я мирилась с мыслью, что выбрала покой вместо страсти. Пока однажды он не слег с «простудой». Через две недели врачи вынесли приговор: рак.
Меня будто выдернули вилку из розетки. В палате, держа его исхудавшую руку, я вдруг поняла: это и есть любовь. Та самая — без фейерверков, но нерушимая.
Теперь я его тень. Делаю уколы, читаю вслух, шепчу в потные от жара волосы: «Выдержи, родной». Бьюсь с небесами: «Верните его!». Клянусь, что если он выживет — стану другой. Настоящей.
Он борется. Я верю. Даже когда дрожу от страха. Даже когда вижу, как седина пробивается в его висках. Если суждено проститься — сделаю это, не выпуская его пальцев из своих. Но надеюсь услышать однажды: «Спасибо, Леночка, что не сбежала».
Молюсь ночами. Не Богу — ему. Чтобы дали шанс любить правильно. Пусть запоздало — зато навсегда.
