Я счастлива, что не стала матерью. Мне семьдесят, и я ни о чём не сожаление
Меня зовут Галина Соколова, и живу я в Суздале, где древние улочки Владимирской области шепчут истории былых времён. На днях, ожидая приёма у дерматолога в поликлинике, я познакомилась с удивительной женщиной. Элегантная, с серебристой строгой причёской и лёгкой улыкой, она присела рядом, и завязавшийся разговор изменил мои представления о жизни.
Сначала я подумала — лет пятьдесят, не больше. Ухоженная кожа, платье, словно с модного показа, осанка королевы. Каково же было моё изумление, когда она обмолвилась о своих семидесяти! Ни морщин, ни усталости — лишь энергия, бьющая через край. Её глаза сияли, как молодые звёзды, а движения были полны грации.
Она поведала историю без прикрас. Первый брак с Дмитрием распался из-за её решения не иметь детей. Он знал об этом с первых дней, но к тридцати годам начал настаивать: «Без потомства семья неполноценна». Она осталась непреклонна — рожать вопреки себе значило предать собственную душу. Расстались без скандалов, но с горечью непонимания.
Второй муж, Сергей, сам не желал больше детей — у него уже была дочь от прошлого брака. Гармония длилась годами, пока роковая авария не оборвала его жизнь. «Одиночество стало моим союзником, — сказала она, поправляя жемчужное колье. — Я научилась слышать тишину».
Её подруги, посвятившие себя детям, теперь доживают век в пустых квартирах. «Сыновья и дочери улетают из гнёзд, — заметила она. — А я копила не на их образование, а на собственную старость». На вопрос о «стакане воды» рассмеялась: «Нанятая сиделка принесёт его вовремя — без упрёков и тяжких вздохов».
Сейчас она путешествует по Золотому кольцу, коллекционирует антиквариат, каждое утро кормит голубей у Покровского монастыря. Её жизнь — вызов устоям, где «надо» важнее «хочу». Первый муж ушёл, второй погиб — но она не сломалась, а отстроила мир по своим правилам.
Уходя из поликлиники, я ловила её последние слова: «Счастье — не в выполнении чужих сценариев». Теперь я думаю о знакомых, чьи взрослые дети забывают звонить, о матерях, прячущих слёзы в подушки. А она… Она пьёт кофе с корицей на балконе, залитом солнцем, и смеётся шуткам радио ведущего. Её свобода — как полёт журавля над Клязьмой. Неужто правда, что смысл не в продолжении рода, а в умении услышать собственное сердце?
Что скажете? Её выбор — дерзость или мудрость? Для меня же эта встреча стала зеркалом, отразившим иной путь. Быть может, и нам пора перестать бояться жить вопреки шаблонам?
