Изредка жизнь наносит такие удары по сердцу, что кажется, будто режет ножом. Больно. Жгуче. И остается только вопрос — за что? Почему?
С Ольгой я прожил десять лет. Мы познакомились еще студентами в Санкт-Петербурге, а потом вместе переехали в Москву, где началась наша взрослая жизнь. У нас родились две дочери — Соня и Милена. Разница между ними — всего год. Я работал в строительной компании, зарабатывал стабильно. Мы не купались в роскоши, но на жизнь хватало: пару раз в год всей семьей отдыхали на море, снимали просторную квартиру, могли позволить себе услуги няни и даже небольшие радости — вроде новых платьев или игрушек.
Ольга в основном сидела дома, подрабатывая удаленно — писала тексты, вела интернет-магазины. Я всегда стремился ей помогать: мыл посуду, гулял с детьми, занимался с ними поделками и обучающими играми.
Я думал, у нас все хорошо. Но однажды она просто сказала:
— Я ухожу.
Сначала я не понял, о чем она. Подумал, что она говорит об отпуске или командировке. Но потом она добавила:
— Я нашла себя. Хочу большего.
Она не только ушла от меня. Она оставила дочерей. Бросила Милену и Соню — пятилетнюю и четырёхлетнюю — с отцом. Без сожаления, без слез. А через неделю в её инстаграме я увидел бриллиантовое кольцо, фото на яхте в Турции, шампанское в роскошном номере, дизайнерские платья и подпись — “новая жизнь начинается здесь”.
Я долго не мог поверить. Она выбрала это? Роскошь, блеск — и ни одного звонка дочкам?
Труднее всего было слушать, как девочки день за днём спрашивали:
— Папа, мама вернётся?
Мне нечего было ответить. Как сказать детям, что мама предпочла деньги их маленьким ручкам?
Промчались два года. Я справлялся. Было тяжело, очень. Иногда не высыпался ночью, иногда брал больничный, чтобы сидеть с заболевшими детьми. Но мы выдержали. Соня пошла в школу, Милена в подготовительный класс. Мы стали командой. Я — их опора, они — моя мотивация жить.
Однажды вечером, в обычный будний день, я зашел в супермаркет за молоком и хлебом. Стою на кассе — и замираю. Передо мной была она. Ольга.
Кажется, не было той ослепительной женщины из инстаграма. В её облике ощущалась усталость, давно изношенное пальто, опущенные глаза, дрожащие руки. В кошельке — мелочь, в корзине — хлеб, пачка макарон и самая дешёвая колбаса.
Наши взгляды встретились. Она побледнела, как будто увидела призрака.
— Это ты… — прошептала она.
Я молчал. Потому что в тот момент не знал, что во мне сильнее: гнев, обида или пустота.
— Как девочки? — её голос дрожал.
Я пожал кулаками.
— Прекрасно. Потому что у них есть я.
Она отвела взгляд. Губы её задрожали.
— Я… я хотела бы их увидеть.
— Спустя два года? — почувствовал, как закипает кровь. — Ты хоть раз узнала, как они? Хоть открытку прислала?
Она опустила глаза.
— Я совершила ошибку…
Я горько усмехнулся:
— Ошибка — это забыть зонтик в дождь. Ты оставила своих детей ради красивой жизни. Неужели думала, что яхты и платья заменят тебе совесть?
— Он ушёл… — прошептала она. — Понял, что больше не нужна. Я осталась ни с чем. Без квартиры, без денег. Даже без прав на ребёнка, потому что отказалась сама.
Я посмотрел на её руки — на безымянном пальце больше не было кольца.
— А девочки? Были просто временной помехой для тебя?
— Нет… — она заплакала. — Я знаю, что не заслуживаю прощения. Но умоляю… позволь мне хотя бы их увидеть.
Я глубоко вздохнул. Передо мной стояла не та женщина, что ушла высоко подняв голову. Это был сломленный человек, тень той, что клялась любить.
— Они не помнят, Оля. Давно перестали спрашивать о тебе. Научились жить без тебя.
— Я не хочу ничего… Только взглянуть. Услышать их голоса…
Я отвернулся. Сердце сжалось от боли. Не знаю, смогу ли простить.
Но знал одно: Соня и Милена — моё всё. Никто не имеет права ранить их снова.
— Я подумаю, — сказал я и ушёл.
А она осталась — посреди супермаркета, среди чужих людей, со слезами в глазах и пустотой в душе.
Я не знаю, чем всё это закончится. Возможно, однажды позволю ей поговорить с дочерьми. Но никогда не дам почувствовать себя оставленными снова.
