«Ни за что не отдам маму в этот пансионат!» — тётка с напускной праведностью забрала бабушку к себе, а через три месяца мы узнали, что та теперь в частном интернате.
Тот день врезался в память навсегда. Тётя Надежда Петровна, мамина сестра, устроила настоящий спектакль, когда забирала нашу больную бабушку Галину Сергеевну. Громкие фразы, слёзы и упрёки — будто сцена из дешёвой мелодрамы. Её голос гремел так, что, казалось, эхом отзывался в каждом дворе нашего городка под Тверью. Соседи наверняка слышали, как она изображала «спасительницу», а нас выставляла чёрствыми эгоистами.
— Чтоб моя мать сгинула в казённых стенах? Никогда! У меня сердце не каменное, в отличие от вашего! — шипела она, и от этих слов по спине бежал холодок.
Её речи напоминали цитатник из советских фильмов о морали, но за пафосом сквозила злоба. Она играла роль мученицы, а нас превращала в извергов. Хотя правда была проста: бабушке требовался постоянный уход, который мы уже не могли обеспечить.
Всё началось после инсульта. Здоровье бабушки рассыпалось, как песочный замок: она путала имена, терялась в двух комнатах, рыдала без причины, а её поступки становились непредсказуемыми. Однажды мы застали кошмар: свет горел во всех комнатах, вода хлестала из кранов, а газовая конфорка шипела голубым пламенем. Бабушка сидела на полу, бормоча что-то о «пожарных учениях сорок пятого года». Чуть не случилось беды — успели в последний момент.
Врачи развели руками: болезнь прогрессирует. Таблетки лишь ненадолго замедляли этот ужас. Мы поняли — бабушке нужен круглосуточный присмотр. Но работа, школа детей, кредит за квартиру… Разрываться между всем этим было невыносимо.
После месяцев ссор и слёз начали искать хороший пансионат — не казённый, а частный, с садом и сиделками. Мы не бросали бабушку — пытались найти выход. Но когда тётя Надя из Козельска прознала об этом, в дом ворвался ураган.
— Родную мать — в интернат?! Да вы бессердечные твари! — орала она, сверкая глазами, будто бесёнок из сказки.
Её слова обжигали, как кипяток. А потом — демонстративно увезла бабушку, хлопнув дверью так, что с полки свалилась мамина любимая фарфоровая слоника.
Прошло три месяца. Три месяца тишины. И вдруг — звонок от знакомой: «Ваша Галина Сергеевна в „Заботе“ на Ленинградском шоссе. Платит за пансионат ваша тётка».
Ирония ударила под дых. Так вот где закончились её праведные речи! Хотелось вломиться к ней, трясти за плечи: «Ну что, Надежда Петровна, где твои принципы? Где клятвы?» Но она отключала телефон. Видимо, стыдно. Признать, что не выдержала ночных бдений, уборок и бесконечных бредовых разговоров — не хватило духа. А бабушка теперь одна — в комнате с чужими стенами, фотографиями незнакомых стариков на тумбочке и запахом больничной каши из коридора.
