Моя сноха даже не пытается скрыть, как меня ненавидит. Она набрала меня и заявила, будто я намеренно разрушаю её семью с Дмитрием.
Представьте: шестидесятитрёхлетняя женщина из тихого посёлка под Костромой, мечтавшая о крепкой семье и уважении детей. А вместо этого — ежедневные унижения. Моя сноха, Ярослава, будто издевается: каждое её слово — укол в сердце, и сын прекрасно об этом знает! Всю жизнь я верила, что вырастить единственного ребёнка — счастье. Но теперь понимаю: это ловушка. Одно неверное движение — и остаёшься у разбитого корыта.
Ярослава с первой встречи напомнила мне лесную лису — хитрая, с колючим взглядом. Когда Дима привёл её в наш дом, я замерла: её глаза, холодные как январьский ветер, сканировали каждую трещинку на обоях, каждую складку на моём платье. Внутри ёкнуло: «Беда идёт», но я прогнала дурные мысли. Решила — просто городская заносчивость, пройдёт. О, если бы я тогда прислушалась к себе!
Первое, что меня шокировало — её отношение к людям. Помню, в кафе «Метелица» она устроила сцену из-за остывшего кофе. Официантка, девочка лет восемнадцати, покраснела до слёз, а Ярослава хохотала, требуя жалобную книгу. Я оправдывала её: «Молодая, горячая», но теперь вижу — это не вспыльчивость, а суть.
Внешность — отдельная история. На первую встречу она явилась в обтягивающих лосинах и кофте с вырезом до пупка. Я, конечно, не ханжа, но ведь шла к матери жениха! Могла бы надеть хоть скромное платье, если уважает. Но нет — будто специально демонстрировала: «Твоё мнение — пыль».
После свадьбы сын словно испарился. Месяц молчала, боялась лишний раз позвонить. Потом не выдержала — набрала. «Мама, я занят», — бурчал Дима, а на фоне слышался её смех. Однажды прямо при мне Ярослава рявкнула: «Хватит ныть, повесь трубку!» Сердце оборвалось — так со мной ещё никто не говорил.
Пыталась поговорить с сыном с глазу на глаз. Он признался: у Ярославы в прошлом — измена парня, выкидыш, клиника неврозов. «Она лечится, мам», — твердил Дима. Но я видела её взгляд на наших редких встречах — не боль, а властность. Она будто пила его, каплю за каплей.
А потом грянул гром. Ярослава узнала, что сын делился со мной её тайнами. Ночной звонок взорвал тишину: «Довольна, ведьма? Хочешь, чтобы он бросил меня, как тот подлец?» Голос её дрожал, но не от слёз — от бешенства. И я поняла: она не любит его. Она им владеет.
Дима молчит. Мой мальчик, ради которого я ночи напролёт шила костюмы для школьных спектаклей, теперь прячет глаза. Говорит заученно: «Мы взрослые, мать. Не лезь». А сам живёт в её четырёхкомнатной «хрущёвке» с евроремонтом в Ярославле. Квадратные метры против материнской любви — кто победит в этой войне?
Иногда мне кажется: надо отпустить. Вырастила, дала образование — остальное не в моей власти. Но как смириться, видя, что её когти впиваются в него всё глубже? Жду, молюсь, надеюсь на чудо. А пока сижу у окна в своём домике, гляжу на фотографию Димы-первоклашки и шепчу: «Вернись…» Но ветер уносит слова в осеннюю мглу.
