Я обрела любовь в 65 — но на венчании брат усопшего супруга вскочил с криком: «Не позволю!»
После смерти мужа мир померк. Прожили душа в душу сорок лет — подняли детей, отстроили дом в Твери, прошли через нищету, болезни, слёзы и радости. А он ушёл внезапно — инсульт. Ни последнего взгляда, ни слова. Будто полтела вырвали — осталась я посреди развалин, с фотографией в дрожащих руках.
Годами не могла опомниться. Шепталась с портретом, спала в его заношенных свитерах. Дети разъехались по городам, внуки навещали редко. Тишина в доме гудела, как шум в ушах после взрыва.
Пять лет спустя зашла в булочную на окраине Казани — ту самую, где мы с ним когда-то брали горячий хлеб. И встретила Его. Григорий Семёнович. Старый приятель мужа с автозавода. Говорили за чаем с малиновым вареньем, смеялись над воспоминаниями. Вдруг — легче стало. Будто камень с души свалился.
Он звонил, приносил пироги, читал Есенина под гитару. В шестьдесят пять я впервые за десятилетия почувствовала: я — женщина. Когда сделал предложение, дрожала как девчонка. Дочь Алевтина сказала твёрдо: «Мать, ты заслужила счастье. Пусть сплетничают — мы с тобой.»
Свадьбу сыграли скромную — ближние да пара подруг. Надела сиреневое платье, он — парадный китель с орденской планкой. Поднимали стопки с рябиновой настойкой, кричали «Горько!». И вдруг…
«Не позволю!» — грянуло как выстрел. Виктор, брат покойного, стоял бледный, с трясущимися губами: «Как посмела? Предала память брата! Ты же клялась в вечной верности!»
Словно обухом по темени. Виктор после похорон помогал — дрова колол, картошку привозил. Потом пропал. Теперь ясно почему.
«Не предала, — ответила, сжимая Григориеву ладонь. — Но в гробу я ещё не лежу.»
«Значит, всё стёрла? Как будто его не было?!» — он бил кулаком по столу, звенели рюмки.
«А ты разве не ждал? — голос мой вдруг окреп. — Три года вздыхал украдкой, провожал взглядом. Думал, стану утешением для тебя? Извини — выбрала сердце, а не долг.»
Тишина повисла густая, как смоль. Виктор швырнул салфетку, хлопнул дверью.
Григорий обнял меня, прошептал: «Всё позади, Людмила Петровна.» Заплакала тогда — не от стыда, а от свободы. Поняла: любовь не спрашивает паспорт. Не требует забыть прошлое — лишь просит места рядом.
Теперь знаю точно: жизнь не кончается с пенсией. Порой — только начинается. А тем, кто шипит за спиной, отвечу: счастье — не предательство. Мёртвых не воскресишь слезами. А живым — жить.
