В январе Антоновну настиг климакс. Сперва всё казалось терпимым — ни приливов, ни потливости, ни головных болей. Просто закончились месячные, и всё: встречай, старость, вот и я!
К доктору Антоновна не спешила — наслушалась подруг, начиталась статей. «Тебе повезло, — твердили приятельницы. — Редко кто так легко переносит!»
Словно сглазили. Вскоре начались странности: скачки настроения, головокружения, слабость. Внучке Машеньке всё сложнее было помочь завязать шнурки, спина ныла по-новому, лицо отекало по утрам, ноги — к вечеру. Снохи первые забеспокоились: «Свекровь, вы совсем зелёная! К врачу немедля!»
Антоновна молчала. Сомнения копошились в душе, а тут грудь загорелась огнём, низ живота скрутило. Ночами, под храп супруга, она лежала, уставившись в потолок, и плакала, думая о даче, которую с мужем присмотрели, о сыновьях-умницах, о Машеньке — той в осень первый класс, фигурным катанием увлечена, вязать уже учится. «Жизнь-то как спичка — только чиркнула, и нет», — шептала Антоновна, смахивая слёзы уголком подушки.
К осени стало невмоготу: одышка, адская боль в спине, живот будто ножами резали. Решилась наконец записаться в консультацию.
В поликлинику явились всем семейством: муж, Андрей Семёнович, с сыном ждали в машине, снохи — в коридоре. Докторша, осмотрев Антоновну, нахмурилась, схватила телефон: «Онкодиспансер? Срочно! Пациентка тяжёлая, матку не пальпирую… Да, пятьдесят два года. Первичное обращение!»
В машине молчали. Андрей Семёнович шмыгал носом, сын впивался в руль. Снохи, обнимая свекровь, шептали ободрения, но Антоновна уже прощалась с жёлтыми кронами за окном. «Кто Машеньку из школы встречать будет?» — думала она, сжимая зубы от боли.
В диспансере семья столпилась у окна, когда из кабинета выкатили каталку. «Рожает!» — крикнула акушерка, захлопывая дверь. Андрей Семёнович онемел. «Как?! Она же…»
В родзале профессор, похаживая между столами, ворчал: «За что страдаем-то?»
«За шампанское проклятое!» — стонала студентка рядом.
«А ты, мать?» — спросил он Антоновну.
«За любовь… День рождения справляли…» — прошептала та.
«Ну и баловались! — фыркнул профессор. — Тужься! Твоя оплошность на свет просится!»
Когда акушерка вышла с новостью, снохи дружно ткнули в Андрея Семёновича: «Он отец!»
«Мальчик. Три кило шестьсот, — объявила та. — Чуть не опоздали. Зачем в онкологию-то ломились? Чудеса…»
Андрей Семёнович, шатаясь, прислонился к стене. В голове пульсировало: «Внук… А Машеньке-то кого вязать учить?»
