Хочу отправить сына к бывшему мужу. Совсем от рук отбился, моих сил больше не хватает.
Моему Диме двенадцать. Если б десять лет назад кто-то сказал, что я задумаюсь о таком, рассмеялась бы в лицо пророку. Но сейчас стою над бездной, задыхаюсь от бессилия. Чувствую, как жизнь утекает сквозь пальцы. Тону, а спасательного круга не видно.
Сын будто подменился. Спорит из-за каждой мелочи, дерётся на уроках, тащит домой чужие вещи. А потом с наглой усмешкой заявляет: «Не воровал, просто взял посмотреть». Телефон не умолкает — то учительница, то завуч, то разгневанные родители. Каждый звонок — будто ножом по сердцу, каждый день — как хождение по стеклам.
С Андреем мы развелись давно. Мама живёт через двор, в нашем захолустье под Костромой, но помощи от неё — ноль. Только упрёки да «наставления», от которых кровь стынет. Забегает на полчасика, обольёт грязью — и снова исчезает. Так что Дима полностью на мне. Кричу, умоляю, лишаю гаджетов — всё тщетно. Смотрит наглыми глазами, усмехается, будто знает: все мои угрозы — пустой ветер.
Неделю назад — новый скандал. Обнаружила в его рюкзаке чужой телефон — дорогущий, явно не наш.
— Димка, это откуда? — спросила, пытаясь прожечь его взглядом.
— Нашёл, — буркнул, даже бровью не повёл.
— Где?
— У магазина.
— Какой магазин, чёрт возьми?! Говори правду, маленький хулиган! — сорвалась я. — Это же воровство!
— Не воровал, — спокойно парировал он. — Лежал — взял.
— И что собирался делать?
— Поиграть, — пожал плечами.
Внутри всё закипело, словно самовар перед свистом.
— Слышал себя?! Это чужое! Завтра же вернёшь в школу!
Он посмотрел с вызовом, от которого дрожь пробежала по спине.
— Не пойду.
— Как это не пойду?! — закричала, теряя остатки самообладания. — Ты мне тут не командуй!
— Не пойду — и всё.
Не сдержалась — слёзы хлынули градом. А он развернулся и ушёл в комнату, будто ничего не случилось. Будто материнское горе — пустяк.
Наутро позвонила Андрею. Голос дрожал, но выложила всё:
— Речь о Диме. Не справляюсь. Ворует, хамит. Может, заберёшь его? Ему мужская рука нужна. Боюсь, превратится в уголовника.
Молчание. Потом тяжёлый вздох в трубке:
— Ты же знаешь — смена по двенадцать часов. Когда мне с ним заниматься?
— А у меня, по-твоему, времени вагон?! — взорвалась. — Я одна! Твоя мать только пилит, что воспитания нет. Ты занят, я на трёх работах — хоть кто-нибудь поможет?!
— Но ты же мать… — начал он.
— А ты отец! — перебила. — Вместе делали — вместе отвечать должны!
Пробормотал что-то про «подумать» и бросил трубку. А вечером явилась мама. Решилась поделиться планом — получила ушат помоев.
— Ольга, ты рехнулась?! — завопила она, едва я рот открыла. — Диму отцу отдать? Да как такое в голову лезет?
— Мам, не тяну. Нет сил.
— Не тянешь? — фыркнула она. — Родила — терпи! Кто ж детей, как котят, перекидывает?
— А ты помогала хоть раз? — вырвалось у меня. — Я одна тащу всё: тебя нет, Андрея нет, подруги давно отвернулись!
Хлопнула дверью, оставив меня в пустой кухне. Может, и правда я плохая мать? Может, сама виновата, что Димка одичал? Но потом думаю: я же не робот. Устала быть и матерью, и отцом, тащить этот воз. Андрей — тоже родитель. Почему я одна должна ломаться?
С тех пор Дима заперся в комнате, будто невидимкой стал. А я жду звонка от Андрея. Решила: если к пятнице не позвонит — сама наберу. Согласится ли? Или искать силы где-то в себе? Не знаю. Хочу спасти сына, но сама погружаюсь в трясину. Рука помощи не видна. Что делать — ума не приложу.
