Я отдала всё ради счастья дочери… но вместо благодарности столкнулась с предательством
Я никогда не гналась за богатством. Моя жизнь — сплошные уступки, труд и немые жертвы. Я не ждала чудес — ни от судьбы, ни от окружающих. Единственное, чего искренне желала — чтобы моя дочь обрела покой и любовь. Ради этого готова была на всё. Даже когда душа рвалась от боли.
Меня зовут Светлана, мне 57. Моя дочь Ярослава — единственный свет в окошке. Муж погиб, когда ей исполнилось восемь. Мне тогда было тридцать два. Мы с Дмитрием прожили вместе десять лет, но эти годы стали для меня целой эпохой. Его уход разделил жизнь на «тогда» и «теперь». С тех пор я существовала ради неё. Трудилась без выходных, чтобы дочь ни в чём не знала нужды — училась, одевалась, мечтала.
Ярослава окончила институт, устроилась в солидную фирму. Встретила Егора. Парень показался скромным, немногословным, но, как уверяла дочь, «надёжным как скала». Обрадовалась, когда они объявили о свадьбе. Стали готовиться, а я задумалась — где молодые будут жить?
Бабушкина однушка — тесновата. А моя двушка в центре — светлая, тёплая, с ремонтом. Решила без колебаний: перееду к маме, а детям отдам квартиру. Не сомневалась ни секунды. Это же вклад в их будущее! Сердце ныло, покидая стены, где прошли лучшие годы. Но твердила себе: ради Ясеньки… всё ради неё.
Перед отъездом обновила стены, поменяла смесители. Денег на дизайнерский ремонт не было, но всё сияло чистотой. Сама дочь признала: «Мамуль, тут так душевно». Поверила её словам.
Но затем явилась Егора мать — Людмила Петровна. Дама громогласная, с манерами генеральши. С порога заявила:
— А когда вы, Светлана Игоревна, сделаете нормальный ремонт? Молодёжи нужен современный интерьер!
Попыталась объяснить, что всё в порядке, но та фыркнула:
— Какие обои! Совсем бабушкин стиль. Кухня — прямо из совдеповских времён. Кто в таком живет?
Сдерживая дрожь в голосе, спросила:
— Если вам не нравится, может, поможете деньгами?
В ответ услышала едкий смешок:
— В чужую берлогу инвестировать? Нет уж, милая.
Стиснула зубы. Горько. До слёз. Но промолчала — ради дочери. Чтобы не портить отношения. Не приезжала без спроса, не звонила каждый день, уважала их границы. Думала — пусть обустраиваются. Всегда рядом, если позовут.
Но «позвать» меня забыли.
Перед Новым годом закупила провизии. Взяла вдвое больше — решила поделиться с молодыми. Сумки оттягивали руки, куртка промокла от снега. Телефон где-то в кармане, доставать неудобно. Решила заглянуть без предупреждения — я ведь мать. Разве это преступление?
Дверь была приоткрыта. На кухне восседала Людмила Петровна, попивая чай с лимоном. Перед ней — список праздничных блюд. Я замерла.
— Вы… уже готовитесь? — прошептала.
Она окинула меня холодным взглядом:
— Разве Яся не сказала? Мы празднуем здесь! Соберутся наши родственники, друзья…
Всех. Кроме меня. И бабушки.
Что-то хрустнуло внутри. Я отдала квартиру. Ушла без претензий. Не лезла, не упрекала. А в ответ? Даже пригласить на первый семейный праздник не соизволили. Будто я призрак.
Вышла молча. Оставила пакеты у двери. Брела по сугробам, снег бил в лицо. Никто не побежал вслед. Не позвонил даже через час. Не спросили, куда исчезла.
Не знаю, как с этим дышать. Как простить. Как улыбаться, когда внутри пустота. За что? Я отдала последнее. Всё, что имела. А получила — ледяное безразличие. Мне не нужно благодарностей. Хочу лишь одного — чтобы близкие не втыкали нож в спину.
Скажите… а вы смогли бы простить?
