Вернулся через двадцать лет — и ждёт «семейной» поддержки
Когда близкий человек исчезает навсегда, учишься существовать без него. Перестаёшь вспоминать, перебирать прошлое, надеяться. Заполняешь пустоту внутри работой, близкими, повседневными хлопотами. А потом, через годы, он возникает на пороге — будто не было ни разлуки, ни двадцати лет молчания. Будто не стояла ты когда-то в разграбленной квартире, прижимаясь к матери, когда ему важнее было вынести холодильник, чем оставить дочери хоть крупицу достоинства.
Мой отец ушёл, когда мне исполнилось десять. Громко, с грохотом, с криками и битьём посуды. Вывез из дома всё, до последней вилки. Вместе с бабушкой — своей матерью — прихватил даже мою кровать. Тогда я впервые ощутила ледяной ужас. Будто украли не мебель, а само детство, вырвав его с мясом.
После развода он растворился. Ни алиментов, ни звонков, ни открыток. Просто испарился. Мама выкручивалась как могла. Сначала помогали её родители, потом она в одиночку подняла нас. Я выросла, окончила институт, вышла замуж. Родила сына. С мамой мы всегда были одним целым, она души не чает в зяте, обожает внука. Казалось, жизнь устоялась. И вдруг, из ниоткуда, возвращается он.
Не поверила глазам, когда он подловил меня у метро. Постаревший, с потухшим взглядом, расплывшийся в талии. Раскрыл объятия, будто ждал слёз и примирения. Меня затрясло от этого жеста. Прошла мимо, не замедляя шаг. Он засеменил следом, бормоча что-то о встрече, о чашке чая, о тоске по дочери. И я, сама не понимая зачем, согласилась. Хотела услышать — зачем?
В столовой он начал виртуозно врать. Мол, мама запрещала ему видеться со мной, он мучился, но уважал её решение. Хотя за эти годы успел обзавестись новой женой и двумя детьми. Ныл о «страданиях» — жалкий фарс. Спросил, как моя жизнь. Гениальный вопрос после двух десятилетий пустоты.
Спросила прямо: что ему нужно? Лицо сразу стало каменным. Заявил, что мы родные, а я встречаю его с холодом. Встала, бросила деньги на стол и ушла. Он не последовал — слава богу. Надеялась, что это конец. Но нет.
Через неделю он снова караулил у офиса. Говорил, что дал время «одуматься», а теперь готов выслушать. И выдал «просьбу»: старший сын — мой якобы «брат» — поступает в университет здесь. Не мог бы он пожить у меня пару месяцев, пока они не снимут квартиру? Цены, видишь ли, бешеные. Да и кровные ведь связаны. Надо помогать.
— Заодно и пообщаетесь, — добавил «папочка» слащавым тоном.
Посмотрела ему в глаза и провела пальцем по горлу. Какой брат? Какая кровь? Ты мне чужой. И останешься им. Не стала ждать ответа, развернулась.
Вскоре он раздобыл мой номер. Начал звонить. Блокировала каждый новый. В смс возмущался: как я смею игнорировать родного отца! Представляете? Тот, кто бросил меня, не заплатив ни копейки, теперь требует уважения. Цинизм космический.
Рассказала мужу. Он рвался найти этого типа и объяснить, что такое совесть. Но я его удержала. Не хочу вязнуть в этом дерьме. Он сделал выбор тогда. Я — свой сейчас.
Маме не скажу. Ей будет тяжело. Она прошла через ад. Справлюсь одна.
Знаете, жизнь полна несправедливости. Но самая горькая — когда пре
