—Иринка, ну нет у меня денег! Последнее вчера отдала Наташе! Ты же знаешь, у неё двое детей! — Расстроенная, Анна Ивановна бросила трубку.
Вспоминать слова дочери ей не хотелось.
—Ну почему так? Троих детей с мужем вырастили, всё для них делали. В людей всех вывели! У всех высшее образование, должности хорошие. А вот на старости лет ни покоя, ни помощи.
—Что ж ты, Серёжа, так рано ушёл? С тобой хоть полегче было… — мысленно обратилась Анна Ивановна к покойному супругу.
Сердце сжалось неприятно, рука сама потянулась за таблетками: — Осталось всего одна-две. Если станет хуже — и помочь себе нечем. В аптеку идти надо.
Попыталась подняться, но тут же опустилась в кресло — голова кружилась.
—Ничего, сейчас подействует, и всё пройдёт.
Но время шло, а легче не становилось.
Набрала номер младшей дочери:
—Наташенька… — только и успела сказать.
—Мама, я на совещании, потом перезвоню!
Позвонила сыну:
—Сынок, мне нехорошо. Таблетки кончились. Может, после работы… — сын даже не дослушал.
—Мама, я не врач, да и ты тоже! Вызывай скорую, не тяни!
Анна Ивановна тяжело вздохнула. — Ну ладно… Сын прав. Если через полчаса не пройдёт — позвоню.
Откинулась в кресле, закрыла глаза. Чтобы отвлечься, стала считать до ста.
Где-то вдалеке послышался звон. Телефон?
—Алло… — с трудом выдохнула она.
—Аннуш, здравствуй! Это Миша! Как ты? Что-то мне неспокойно, решил позвонить!
—Миша, мне плохо…
—Сейчас буду! Дверь откроешь?
—Она у меня всегда теперь открыта…
Телефон выпал из рук. Поднять его не было сил.
—Ну и ладно… — подумала она.
Перед глазами поплыли воспоминания: вот она — первокурсница экономического института. А вот два бравых курсанта с шариками в руках.
—Смешно, — тогда подумала Анна, — такие здоровые, а с шариками!
Ах, да! Это же День Победы! Парад, гуляния! Она между Мишей и Серёжей.
Выбрала Серёжу — он был бойче, а Миша стеснительный.
Потом их судьбы разошлись: они с Серёжей уехали в Подмосковье, Миша — в ГДР.
Встретились уже на пенсии, в родном городе. Миша так и прожил один.
Спрашивали его — почему не женился…
А он отмахивался:
—Не везёт в любви, может, в карты играть начать?
Голоса. Анна Ивановна с трудом открыла глаза.
—Миша…
Рядом с ним — врач.
—Сейчас полегчает. Вы муж?
—Да, да!
Пока врач объяснял, что делать, Миша держал Анну за руку.
—Спасибо… Уже лучше.
—Вот, попей чаю с лимоном.
Миша не ушёл. Хлопотал на кухне, ухаживал. Боялся оставить одну.
—Знаешь, Аня, я тебя одну и любил. Поэтому и не женился.
—Эх, Мишенька… Мы с Серёжей хорошо прожили. Ты тогда ничего не сказал. Как я могла знать? Но что теперь вспоминать…
—Давай оставшиеся годы проживём счастливо! Сколько Бог даст.
Анна положила голову ему на плечо.
—Давай… — и тихо засмеялась.
Через неделю позвонила Наташа.
—Мама, ты звонила? Я не могла ответить, потом забыла…
—Всё нормально. Раз уж позвонила — сообщаю: выхожу замуж!
В трубке — тишина. Потом шёпот:
—Мама, ты в своём уме? Тебе давно пора на кладбище, а ты замуж собралась?! Кто этот «счастливец»?
Анна сжалась, слёзы подступили. Но голос был твёрдым:
—Это моё дело! — и бросила трубку.
Повернулась к Мише: — Ну всё, сегодня все трое явятся. Готовься к осаде!
—Справляемся! — засмеялся он.
Вечером на пороге стояли Артём, Ирина и Наташа.
—Ну, мама, показывай своего жениха! — зло бросил Артём.
—Да чего показывать? — вышел Миша. — Я Анну с молодости люблю. Увидел её неделю назад — и понял, что не могу потерять.
—Вы совсем с ума сошли? Какая любовь в ваши годы?! — взвизгнула Ирина.
—Какие это «ваши годы»? — спокойно сказал Миша. — Нам чуть за семьдесят, ещё жить да жить. И мать ваша — красавица!
—Вы на её квартиру нацелились, да? — холодно спросила Наталья.
—Дети, причём тут квартира?! У вас своё жильё!
—Тем не менее, в ней и наша доля!
—Мне ничего не нужно! — твёрдо сказал Миша. — А вот хамить матери — прекратите!
—Да ты кто такой?! — Артём шагнул вперёд.
—Я муж вашей матери, нравится вам это или нет!
—А мы её дети! — закричала Ирина.
—Завтра же оформим её в дом престарелых! — поддержала Наташа.
—Не дождётесь! Собирайся, Аня, уходим.
Они шли, держась за руки, не оглядываясь. Им было всё равно, что думают другие. Они были счастливы и свободны. А одинокий фонарь освещал им путь.
А дети смотрели вслед и не понимали: какая может быть любовь после семидесяти?