После долгого трудового дня Марфа мечтала лишь об одном: отужинать с мужем, попариться в бане и забыться крепким сном. День выдался нелёгкий — сплошные бумаги, переговоры, суматоха. Припарковавшись во дворе, она привычно щёлкнула брелоком сигнализации и зашагала к подъезду. Уже рылась в сумке за ключами, когда сзади раздались робкие шаги. Обернувшись, она увидела хрупкую девушку лет восемнадцати. На руках у неё лежал завёрнутый в лоскут младенец.
— Простите, вы… вы Марфа? Супруга Геннадия? — тихо, дрожащим голосом спросила незнакомка.
— Да, — насторожилась Марфа. — Что случилось?
— Я Прасковья… Извините, что вот так… Но… это сын Геннадия. Зовут его Тимошкой. Не знаю, что делать… Я работала посыльной, в тот день принесла вашему мужу бандероль. Тогда… тогда меня покинул кавалер, я была в отчаянии, рыдала прямо на службе. Ваш муж попытался меня успокоить…
— Вижу, как “успокоил”, — едко бросила Марфа. — И чего тебе от меня надо?
— Я… мне некуда податься. Ни крова, ни поддержки. Больше не могу. Умоляю, возьмите его. Он — его кровинушка…
— Вот уж нет, голубушка! Родила — сама и воспитывай! Какое мне дело? — вспыхнула Марфа и, круто развернувшись, направилась к подъезду.
Но внутри всё бушевало. Как ни старалась она казаться равнодушной, мысль об измене мужа, о том, что у него, возможно, есть отпрыск, не давала покоя. Когда вечером Геннадий вернулся домой, она встретила его прямым вопросом:
— Ты спал с Прасковьей?
Он потупил взгляд, не оправдывался, не лгал. Лишь тихо промолвил:
— Да… Было это единожды… я тогда был сам не свой… Жалел об этом тысячу раз…
Не успели они договорить, как раздался стук в дверь. Геннадий открыл — и вернулся с младенцем на руках. На одеяльце лежала записка: «Он Тимоша. Ради Бога, приютите его…»
Стоял он словно громом поражённый, будто почва ушла из-под ног. Марфа взяла ребёнка на руки, взглянула в его крохотное, испуганное личико — и сказала мужу:
— Беги в аптеку. Купи всё — соски, пелёнки, питание. Живо.
Так Тимоша остался у них. Прошли дни, за ними — недели. Геннадий оказался не готов к отцовству, тем более сомнительному. Его родные отказались признавать внука, называя Прасковью не иначе как “гулящей”. Под давлением семьи он настоял на экспертизе. Результат ошеломил: Геннадий — не отец дитяти.
Вернувшись, он сразу объявил:
— Отдадим его в приют. Он мне чужой.
Но Марфа уже решила:
— Он — мой. Хочешь — живи с нами, хочешь — проваливай. Но я его не отдам. Господь не дал нам своих детей, значит, послал этого — неспроста.
Геннадий ушёл. Подал на развод. Марфа осталась одна, но не сдалась. С Тимошей ей помогала мамка, в трудные дни — соседи. Она справлялась. Но однажды ребёнку стало худо — жар под сорок, судороги… Мир её рухнул вмиг. Вызвали неотложку, диагноз — воспаление лёгких, срочно в больницу. Долгие дни у постели, капельницы, бессонные ночи.
Там, в палате, рядом оказался лекарь — молодой, заботливый, спокойный. Звали его Фёдор. Он ухаживал за Тимошкой и, кажется, проникся симпатией к Марфе. Как-то зашёл разговор о Прасковье — мол, приходила, спрашивала о мальце.
Марфа попросила:
— Коль явится опять, приведи её ко мне. Хочу переговорить.
Через пару дней Прасковья пришла. Беседа вышла долгой и откровенной. Она рассказала, что узнала правду — ребёнок не от Геннадия. А от того самого парня, что её покинул. Когда поняла — было поздно. Она металась в отчаянии, не знала, как быть, куда податься. Геннадий оказался единственным, кто когда-то её выслушал, не осудил. Ошиблась, натворила глупостей…
Марфа не кричала, не попрекала. Она просто слушала. И вдруг осознала, что гневаться не может. В юности она сама избавилась от ребёнка. И, быть может, теперь Бог дал ей шанс — шанс сохранить чью-то жизнь.
— Перебирайся ко мне, — тихо сказала она. — Начнём заново. Учись. Вместе справимся.
Прасковья разрыдалась. Потом поступила в училище, встретила доброго мужа, вышла за него. Забрала Тимошу к себе. А Марфа… Марфа тоже нашла счастье. Фёдор не ушёл. Сделал предложение. Теперь ждут своего ребёнка.
Геннадий пытался вернуться. Его новый брак распался. Но время было упущено.
Добрые дела порой возвращаются не сразу. Но возвращаются. Главное — уметь прощать. И слышать голос сердца.