Внук младший — разве не родной? Почему свекровь одного любит, а про второго будто и забыла…
Самые глубокие раны оставляют не чужие, а те, кого мы зовём семьёй. Я — Анастасия, живу с мужем Дмитрием уже шесть лет, у нас растёт чудесный сын Илюша. Но с его рождения в нашем доме поселилась тень — безразличие бабушки, моей свекрови.
Всё началось ещё до Илюши. Когда мы с Дмитрием познакомились, он уже два года был разведён. От первого брака у него был сын Саша, ему тогда было пять. Дима честно говорил, что платит алименты и видится с ребёнком, но с бывшей женой всё кончено. Мы верили, что сможем начать новую жизнь.
Свекровь с первого дня встретила меня холодно. Не грубо, но отстранённо. Я понимала: может, она до сих пор надеется, что первая невестка вернётся. Может, считает меня «разлучницей», хотя Дима ушёл задолго до нашей встречи. Я старалась не обращать внимания. Но то, что случилось дальше, — больнее любого слова.
Когда родился Илюша, свекровь даже не позвонила. Ни поздравлений, ни визита — тишина. При этом старшего внука она видела постоянно: забирала на выходные, водила на секции, осыпала подарками. А про Илюшу — будто его и нет.
Дмитрий расстроился, но верил, что мама одумается. «Она человек старой закалки, — говорил он. — Нужно время». Предложил сам свозить Илюшу к бабушке, но я отказалась. Как оставить ребёнка с женщиной, которая даже взглядом его не заметила? А вдруг отвернётся?
Прошли годы. Нашему сыну уже почти четыре. Он весёлый, общительный мальчик. Его часто навещает старший брат, и это радует — дети подружились, несмотря на разницу. Мои родители души не чают во внуке, приезжают каждые выходные. А бабушка по отцу так и не появилась.
Ни на первый день рождения, ни на второй, ни на третий. Мы не звали — зачем навязываться? Не напоминали — не хотели унижаться. Во мне копилась обида, и я решила: пусть будет так. Не хочет — и не надо. Какая же она бабушка, если ей всё равно?
Но больнее всего — видеть глаза Дмитрия. Он молчит, не жалуется, но я вижу: ему больно. Он всегда считал маму доброй, отзывчивой. Не понимает, как она может так легко отвернуться от родного внука. Мы говорили об этом много раз. Он пытался с ней поговорить, но она отмалчивалась — то времени нет, то здоровья.
Я знаю, он всё ещё надеется. Что однажды она постучится, принесёт пирог и скажет: «Прости, я была не права». Но я больше не жду. И не хочу, чтобы Илюша рос в ожидании чуда, которого может и не быть.
Мы дали ему всё, что могли: любовь, заботу, поддержку. У него есть мы, бабушка с дедушкой с моей стороны, старший брат. Если бабушки по отцу в его жизни нет — значит, так и должно быть. Я не стану насильно впускать в нашу жизнь того, кто сам отвернулся.
Но сердце матери — не камень. Иногда думаю: а вдруг он спросит, почему бабушка к нему не приходит? Почему у Саши есть бабушка, а у него — нет? Что я скажу? Что она его не любит? Что он ей чужой?
Не хочу, чтобы Илюша чувствовал себя ненужным. Но и врать не стану. Пусть знает: любовь не выпросишь. Её или дарят — или нет.
Дмитрий пока не смирился. Верит, что мать однажды поймёт, что обделила невинного ребёнка. А я просто молюсь, чтобы Илюша не почувствовал того холода, что знала я. Потому что нет боли сильнее, чем равнодушие родных.
И если свекровь когда-нибудь прочтёт это — пусть знает: двери нашего дома открыты. Но не навечно. Любовь внука надо заслужить — не словами, а делами. Пока не поздно.