Спасение от свекрови я обрела лишь вдали от родных мест.
Когда я впервые увидела Марию Петровну — мать моего суженого, Николая, — мне подумалось, что передо мной просто суровая женщина с собственными взглядами на жизнь. Но не прошло и месяца, как я осознала: дело не в строгости. Это была настоящая война. Тихое, ледяное противостояние. Она не просто невзлюбила меня. Она всеми силами старалась вычеркнуть меня из жизни своего сына.
Во мне ей не нравилось всё. Моя внешность, платья, манера речи, даже моя профессия — художница. По её разумению, я была слишком «вольная», слишком самостоятельная, не годилась в жёны. Её идеал — покорная, домовитая, вечно благодарная — явно не был похож на меня.
Но главной ошибкой стало то, что мы с Колей решили поселиться в её просторной трёхкомнатной квартире в Твери. Места, казалось, хватало с избытком. Но если в доме нет тепла — стены не согреют. И хотя каждый из нас имел свой угол, Мария Петровна ухитрялась сталкиваться со мной на каждом шагу. И каждый раз находила, что подметить. Не в лоб, конечно. Шёпотом, намёками, «добрыми» шутками.
— Вчера ты опять, — начиналось, а дальше следовало: «не вымыла посуду», «смеялась, как торговка с базара», «развесила бельё так, что стыдно перед соседями».
Я старалась не замечать, но капля за каплей… терпению приходит конец. Особенно когда Мария Петровна перешла к новым ухищрениям.
Она принялась намекать, что «девушки, носящие такие платья», напоминают ей «непристойных особ». Однажды я не выдержала и с лёгкой усмешкой спросила:
— А откуда у вас такой богатый опыт в этом вопросе?
Она побледнела, закусила губу и молча ушла, хлопнув дверью. Коля попытался примирить нас — просил меня не поддаваться на провокации, уговаривал мать не лезть в наши дела. Но своими попытками лишь подлил масла в огонь.
Через несколько дней она отомстила. Подсунула мне в сумку записку корявым почерком: «Жду тебя, как обычно. Целую». Сумка висела рядом с его пальто. Разумеется, Коля её «случайно» обнаружил. Молча протянул мне. Я прочла, усмехнулась — почерк-то узнала сразу — и сказала: «Знаешь, я ищу квартиру. Снимаем. Хватит с нас».
Он не спорил. Мы перебрались в однокомнатную на окраине. Денег вечно не хватало, но, Боже, как легко стало дышать! Не стало её осуждающих взглядов, колких замечаний, её «случайно» остывших тарелок, которые она «забывала» подогреть для меня.
Но Мария Петровна так просто не сдалась. Стала вызывать Колю к себе «на помощь»: то кран капает, то дверь скрипит, то проводка дымится. А потом — обильный ужин. С соленьями, жарким, пирогами. Сын возвращался сытый и сонный. Я накрывала стол, а он лишь отмахивался: «Я уже у мамы поел…» И сердце сжималось от боли.
Я пыталась сдерживаться, но внутри всё кипело. Она отвоевывала его — куском мяса, поломанным краном, шантажом и жалобами.
И тогда я поняла — так мы не выстоим. Пока она рядом, она будет тянуть его назад. Нужно уехать.
Я нашла выход — меня пригласили работать в Казань. И Коле там предложили место в IT-отделе крупной фирмы. Нашли квартиру, скопили денег. И через полгода мы уехали. Тысяча вёрст между нами и ею.
Сначала она звонила каждый день. Давила на жалость. Рыдала в трубку. Потом — реже. Теперь — только по большим праздникам. Думаю, она осознала, что проиграла.
А мы? Мы наконец зажили. Вместе, без отравленного воздуха. Готовимся к рождению ребёнка. Платим за нашу маленькую, но собственную квартиру. Смеёмся. Ссоримся, миримся, строим планы. Без страха, что в любую минуту дверь откроется — и войдёт она, с холодным взглядом, с упрёком на губах.
Те дни в Твери вспоминаю, как дурной сон. И порой думаю о новой невестке Марии Петровны — у КолУ старшего сына тоже появилась невеста, и теперь Мария Петровна направила всю свою энергию туда — а я тихо вздыхаю и радуюсь, что вовремя ушла из-под её крыла.