Мы с Ольгой поженились, когда оба уже перешагнули тридцатилетний рубеж. Первые три года наш брак напоминал уютную дачу под Питером — покой да благодать. Ольга крутилась в солидной фирме с зарплатой, от которой даже у моего кота Васьки уши поднимались. Я зарабатывал скромнее, но нам хватало, тем более что жена никогда не тыкала мне в нос разницей в доходах. Вместе мы строили планы, вместе тратили, вместе мечтали.
Но вот появилась наша Настенька, и Ольга ушла в декрет. Наши финансы сразу загрустили, как москвич в пробке на выезде из Сочи. Детские пособия — это, конечно, приятно, но вот бонусов и премий они не заменят. Вся тяжесть бюджета легла на мои плечи, а они, надо сказать, не то чтобы богатырские. Денег едва хватало, особенно когда пришлось оплачивать восстановление Ольги после родов, потом лечение Насти, а затем и походы к психологу — у жены началась послеродовая хандра.
Я наивно полагал, что года через два Настя пойдет в садик, а Ольга вернется в офис. Но когда я осторожно заикнулся об этом, жена решительно заявила, что наша кроха еще не готова к коллективу и нуждается в маминой заботе.
Тут еще подключилась моя теща, Галина Семёновна. Приехав однажды с пирогами (как же без них!), она бодро изрекла:
“Мать должна сидеть с ребенком до самой школы, а мужчина — кормить семью! В садиках одни сопли и чужие воспитатели — вы что, хотите гробить здоровье моей внучки?”
Её слова повисли в воздухе, как несмываемое пятно на новом диване. Конечно, мы с Ольгой не хотели зла своей дочери, но я-то знал: без её зарплаты нам будет туго. Все наши друзья спокойно водили детей в сад — и ничего, малыши быстрее учились говорить, играть и даже хитрить, как настоящие русские. Да и мамы могли работать, поддерживая семейный бюджет.
Я пытался объяснить Галине Семёновне, что времена изменились, но она стояла на своем, как памятник Ленину на площади. Наши отношения становились всё напряженнее: она пеняла мне на маленькую зарплату, а я просил её не лезть не в своё дело.
Шли месяцы, напряжение росло, как цены на гречку перед Новым годом. Ольга металась между желанием угодить маме и пониманием, что денег в общаке кот наплакал. Я чувствовал себя загнанной лошадью, но выход найти не мог.
Однажды вечером, когда Настя сладко сопела в кроватке, мы с Ольгой наконец разговорились по-честному. Я признался, что устал тянуть всё один, что боюсь не вывезти. Ольга, смахивая слезы, сказала, что тоже измучена мамиными нравоучениями и разрывается между семьёй и чувством долга.
Тогда мы решили: хватит. Наша семья — наши правила. Ольга обновила резюме, созвонилась с бывшими коллегами и нашла варианты с частичной занятостью, чтобы успевать и работать, и заниматься Настей.
Галина Семёновна сначала ворчала, но потом, увидев, что внучка растёт здоровой и весёлой, а мы с Ольгой стали спокойнее, немного сдала позиции.
Этот период стал для нас проверкой на прочность. Но мы выстояли — и теперь точно знаем: только мы сами решаем, как жить и растить нашего ребёнка.
