Жизнь иногда преподносит встречи, которые в один миг переворачивают всё вверх дном. Виктор Сергеевич Морозов, депутат городской думы и человек с известной фамилией, давно привык к размеренному, продуманному быту, где каждый шаг расписан. Но тот морозный декабрьский день изменил его судьбу куда сильнее, чем все думские заседания за последние годы.
Жалоба, поступившая в его приёмную, сначала показалась пустяковой — женщина писала, что коммунальщики разорили её цветник у дома. Секретарша добавила: «Дама не простая, ей за пятьдесят, а выглядит моложе. Владелица сети салонов красоты. Да ещё и многодетная мать.» И это имя — Анна Петровна — что-то ёкнуло в нём.
— Знаешь, — пробормотал он помощнице, — у меня когда-то была жена с таким именем. Красавица, из простых. Любил её, как дурак. Но…
Он замолчал. Это было тридцать лет назад. Виктор тогда был ещё просто Витей. Его фамилия Морозов звучала гордо, а строгие родители ждали от него наследника и невесту «из своего круга». Аня не подходила. Бедная, но ослепительно красивая, с добрым сердцем. Он женился на ней наперекор всему. Но через два года бездетного брака сдался под напором родни: «Не рожает — значит, бросай». Не хотел оставлять её с пустыми руками, купил квартиру. Только не в родном городе, а в другом, подальше, чтобы не позорить семью. И с тех пор ни разу её не видел.
Когда служебная машина подъехала к дому, сердце Виктора застучало: у калитки стояла она. Та самая Аня. Повзрослевшая, мудрая, утончённая, как антикварный фарфор. Он узнал её сразу, но сделал вид, что нет.
— Подождите в машине, — бросил он водителю. — Разберусь сам.
Она тоже его узнала:
— Виктор? Или уже Морозов-то бросил для карьеры?
Он потупил взгляд.
— Оставил. В девяностых пришлось. Для думы.
— Всё ради фамилии… Ради рода… Как же ты не изменился.
Беседа продолжилась за чаем. Аня пригласила его в дом, а Виктор украдкой озирался — одна ли она, замужем ли… Тут зазвонил её телефон. На экране — «Дима». Она ответла с улыбкой:
— Привет, сынок. Всё в порядке. Да, да, разбираемся, доктор уже помог. Обниму, перезвоню позже.
Когда она положила трубку, Виктор был белее мела.
— Он… рыжий… как я в молодости. Мой сын?
Аня вздохнула:
— Да. Через месяц после твоего ухода я узнала, что беременна. Хотела избавиться, но врач отговорил. Потом мы с ним сошлись, он стал моим мужем. Вырастил Димку как родного. Но правду сын знает. Отцом считает того, кто был рядом, а не того, кто сбежал.
По щекам Виктора потекли слёзы. Впервые за много лет он почувствовал, что всё сделанное возвращается. И не всегда это приятно.
— Если хочешь поговорить — попробуй. Но не жди, что он бросится тебе в объятия. Сын взрослый. Сам решит.
Когда он вернулся к машине, водитель не понимал — что могло случиться за десять минут у разорённого цветника?
Виктор Сергеевич сел, вытер лицо и коротко бросил:
— Оформите распоряжение: восстановить клумбу за неделю. И пусть все запомнят — за каждое деяние рано или поздно придётся ответить. Даже если прошло тридцать лет.
