«Продать душу за трешку?» — как сын заставил родителей задуматься, что важнее: их покой или его удобства
Иван Петрович и Мария Семёновна прожили жизнь без излишеств, но с достоинством. Всё, что зарабатывали — копили. Не на норковые шубы и не на турецкие курорты, а на будущее своего единственного сына — Дмитрия. Они мечтали сделать для него что-то по-настоящему важное. Но что именно — не решили, пока однажды за вечерним чаем Дима не обронил: «Собираюсь жениться».
Решение пришло мгновенно: «Подарим им квартиру». Пусть и не хоромы, но на однушку в приличном районе скопить удалось. Рубль к рублю, год за годом — и вот она, заветная жилплощадь.
Дмитрий и его невеста Светлана были на вершине счастья. Они как раз примерялись к ипотеке, и вдруг — такой подарок. Свои стены, без банковского ярма. Сыграли свадьбу и заселились. Родители облегчённо вздохнули: «Теперь и о себе подумаем».
Они переехали в свой старенький, но душевный дом в ближнем Подмосковье. Настоящая русская дача — с яблонями, огурцами в теплице, баней и крылечком, где по утрам пахнет свежестью, а вечером слышен стрекот кузнечиков. Иван копался в грядках, растил помидоры «бычье сердце» и укроп, как в детстве у бабушки. Мария разводила георгины и пионы — яркие, как её воспоминания. Здесь был их мир: тихий, родной, наполненный смыслом.
Прошло пару лет. У Дмитрия и Светланы родились дети — сначала Артём, потом Лиза. Квартира стала тесной. В один знойный августовский день Дима приехал в гости и завёл разговор:
— Пап, мам… Всё у нас хорошо, но… в однушке вчетвером — как сельди в банке. Хотим расшириться.
Иван с Марией кивнули. Дети растут, каждому нужен угол. Пусть берут ипотеку — молодым всё по плечу.
Но Дмитрий продолжил:
— Вы же видите — времена нынче непредсказуемые. Работа шаткая, я один кормилец, Света с малышами. А если ипотека, а меня сократят? Кредит же не списанный билет. Вот… Мы подумали — может, вы дачу продадите?
У Ивана в глазах потемнело.
— Сынок, ты же сам тут вырос. Помнишь, как с дедом клубнику сажал, как с соседскими ребятами в салки гонял? Для нас это не просто участок — здесь наша душа.
Дмитрий лишь махнул рукой:
— Ну, огород — это же каторга. Лучше будете в квартире отдыхать, сериалы смотреть. Мы добавим деньжат, продадим однушку — купим трёшку. Будем жить как люди.
После его отъезда во дворе повисло молчание. Только ветер шевелил занавески на веранде. Иван сжал в руке потрёпанную лейку — ту самую, с которой начинал поливать свои грядки.
— Маша, — прохрипел он, — как же так? Мы им всё отдали. Крышу над головой, старт в жизнь. Мы не ждём благодарности, но… теперь и наш последний угол забрать?
Мария смотрела на астры, которые растила с весны.
— Он не со зла, Дима. Устал, забот много. Но почему мы всегда должны отдавать? Разве он не чувствует, что для нас это не просто шесть соток? Это наша память.
До позднего вечера они пили чай молча. А потом Иван сказал:
— Обещали подумать. Давай подумаем… о себе.
На следующий день они написали сыну письмо. Без упрёков. Лишь строки о том, что у каждого должно быть что-то своё. Свой угол. Своя радость. Свой покой. «Ты уже получил от нас всё, что мы могли дать. Действуй, строй жизнь сам. А мы… Мы останемся здесь. Среди наших яблонь. Среди наших воспоминаний».
Прошло несколько месяцев. Дмитрий купил квартиру — с материнским капиталом, с господдержкой. Да, не элитную, да, с трудом. Но своими силами. И хотя разговор охладил отношения, он однажды приехал на дачу. Сел на то самое крылечко, где в детстве слушал сказки. Посмотрел на грядки.
— Пап, прости. Я тогда был слеп.
— Ничего, сынок. Главное — прозрел.
А Мария добавила:
— Мы тебя всё равно любим. Просто иногда надо выбирать: жить ради чужого удобства — или хранить своё.
И в тот момент Дмитрий впервые понял: забота — это не только жертва. Это ещё и уважение. И что старость — не про то, чтобы отдать последнее, а про право на свой кусочек счастья.