«Мы решили, что не оставим детям наследства. Пусть это станет для них суровым уроком.»
С Верой мы всегда стремились быть хорошими родителями. Не диктаторами, не нотаторами, а просто опорой. Воспитывали сына и дочь в тепле и заботе. В доме царило доверие: мы не копались в их телефонах, не следили за каждым шагом, не орали, не унижали. Все проблемы решали за общим столом — словами, а не кулаками. Я думал, что так и должно быть — растишь детей, уважая их. Но теперь вижу: они приняли нашу мягкость не за мудрость, а за слабость.
Может, надо было держать их в ежовых рукавицах? Но родную кровь ведь долго видишь сквозь розовые очки, а не сквозь правду. Мы не замечали, как дети становились чёрствыми, расчётливыми, холодными. Не хотели верить. А зря.
Однажды я приболел и остался дома. Дочь, Настя, не знала об этом. Ей было 17. Она пришла с подругой и сразу направилась на кухню. Достали бутылку вина, завели разговор, который я не забуду никогда.
Сначала — пустая болтовня. Потом дочь сказала:
— Мы с братом опять стащили из папиного кошелька. Даже и не хватился. Ну лохи же, вообще ничего не замечают…
У меня внутри всё оборвалось. Моя Настя, которая называла меня «пап», обнимала, улыбалась — вот так вот отзывалась обо мне, будто я никто. Хамила, смеялась, издевалась над нами с Верой. И я вдруг осознал: это не просто слова. Это как зеркало, в котором я увидел, кого мы на самом деле вырастили.
Я зашёл на кухню. Подруга сразу замолчала. Настя не заметила, пока я не кашлянул. Она обернулась — лицо побелело. В глазах — испуг воришки. Мы молча смотрели друг на друга. Я взял из холодильника минералку и вышел.
В тот же вечер поставил замок на спальню. Когда Вера вернулась, рассказал ей. Смягчил, как мог. Она плакала. Потом призналась, что давно чувствовала, как дети отдалились, но надеялась — возраст, перерастут.
Они быстро смекнули, что что-то не так. Начали играть в «любящих детей»: «мам», «пап», помощь, забота. Но мы больше не верили. Через пару месяцев маски слетели. Холод, безразличие, закрытые двери. Перестали притворяться.
Когда сыну стукнуло 18, мы с Верой продали трёшку, купили детям двушку, но оформили на себя. Сами же приобрели недостроенный дом в коттеджном посёлке, за год довели до ума. Стали жить для себя. А дети… Будто забыли о нас.
Ни звонков, ни визитов. Только когда нужны деньги — «родители, помогите». Всё. Мы поняли: в них нет тепла. Только расчёт.
Тогда мы решили окончательно: завещание перепишем. Дом, землю, счёт — всё отдадим детскому фонду. Лучше помочь тем, кто в беде, чем тем, кто считает, что им всё должны.
Может, когда-нибудь они поймут. Поймут, что родители — не дойная корова. Что доверие — не глупость. Что любить — не значит терпеть предательство.
А пока — живём. Тихо. Спокойно. С уверенностью, что поступили правильно.
