Ладно, кого мы обманываем — он был бабник. И Майя это знала. Да что там знала — сама себе каждый вечер ставила диагноз: «Всё, точно крыша поехала». Но даже с этим пониманием ничего поделать не могла. Чувства к мужу испарились, ретировались, растворились между готовкой, уборкой и вечным недосыпом. Раньше летела к нему, будто на крыльях, а теперь плелась по привычке — без огонька в глазах, с вечной усталостью в плечах. В свои сорок пять Майя выглядела на все пятьдесят пять, и это не фигура речи, а печальный факт.
Единственный человек, кто её искренне жалел, оказался… свекровью. Галина Семenasdфовна. Женщина с крутым нравом, но золотыми руками. Переехала в Москву из провинциального Белозёрска — лечиться, потому что в их городишке нужных врачей не было. Жила в детской, помогала с внучкой Катей, пока Майя крутилась на работе.
А муж… Ох, этот Сергей. Видимо, в его голове прояснилось с возрастом: «Бес в ребро — это не диагноз, а образ жизни». Задерживался. Возвращался под утро. От него пахло духами с нотками дешёвой тайны, хотя весь двор уже перетирал, что у него «молодая». Да не одна.
Путался в именах. То назовёт Майю Натаёй, то Ирой, то Ленкой. И каждый раз — с таким взглядом, будто говорил: «Ну да, я гуляю. А что вы мне сделаете?» Даже не скрывался. Более того — казалось, гордился собой. «Да какой есть», — читалось в его ухмылке.
Так бы и продолжалось, но однажды в три ночи раздался звонок. Какая-то «зайка» искала своего «мишку» и с претензиями шипела в трубку: «Где он? Почему не берёт трубку?!» Майю поразило не это, а то, как легко чужой голос ворвался в её дом, в её ночь, в её жизнь.
Когда Сергей явился под утро с видом профессионального страдальца, Майя не выдержала. Его вещи полетели в коридор с такой силой, что даже кот Барсик нырнул под шкаф. Он оправдывался:
— Ну да, у меня есть другая. Но бросать семью я реформы не собираюсь! У нас дети! Мать болеет! Мы же семья!
Но Галина Семёновна вышла из комнаты и впервые за годы рявкнула:
— Хочешь жить с другими — живи. Но подальше от нас. Я долечусь и уеду. Внучке ЕГЭ скоро сдавать. Хватит с неё этого цирка. Мы все заслуживаем нормальной жизни!
Майя попыталась вставить своё — мол, это её квартира, она решает. Но свекровь не отступила:
— Пока я здесь — бардака не будет. Пусть забирает свои манатки. А я до конца недели найду комнату. Дальше — ваши дела.
Под строгим взглядом дочери Сергей, бурча, пихал вещи в рюкзак. Было неудобно. Унизительно. Но справедливо.
После его ухода в доме вдруг стало… тихо. По-настоящему. Никто не орал, не звонил ночью, не требовал яичницу в два часа дня. Свекровь теперь приезжала раз в неделю — с пирожками для внучки и свежими сплетнями. А Майя неожиданно заметила, что просыпается без привычного кома в горле. Даже в зеркале лицо стало другим.
Спустя пару месяцев, когда Галина Семёновна закончила лечение и собралась домой, на пороге объявился Сергей. С розами. С виноватой рожей. С фразой, от которой у Майи ёкнуло сердце:
— Прости. Она меня кинула. Я всё понял. Давай заново?
Свекровь, уже в пальто, посмотрела на невестку:
— Твоё право. Но подумай не о нём, а о себе.
И, взяв Катю за руку, ушла на кухню.
А Майя стояла в прихожей и смотрела на человека, который когда-то был её семьёй. А теперь стал просто гостем. И решение нужно было принимать только ей. Самостоятельно.
