Маска доброты: правда о свекрови
Я всегда думала, что моя свекровь, Галина Михайловна, искренне любит меня. Она казалась воплощением доброты — улыбалась, обнимала при встрече, ласково называла меня «доченькой». Но одна случайность сорвала с неё маску, и я увидела её настоящую сущность — холодную и полную презрения.
Мой муж, Артём, служил в армии, и наша жизнь напоминала бесконечные переезды. Мы кочевали из гарнизона в гарнизон, от тёплых кубанских степей до суровых карельских лесов. Его семья жила в далёком Пскове, и встречи с ними были редкими, но тёплыми. Мы приезжали в гости, она навещала нас. Каждый раз я радовалась её приезду, веря, что между нами — взаимное уважение.
Когда Галина Михайловна гостила, она полностью брала на себя хозяйство. Варила наваристые щи, драила полы до зеркального блеска, переставляла посуду по-своему. Меня это слегка смущало, но я списывала на её желание помочь. Однажды я помыла тарелки после ужина, а через час застала её за тем же самым. Я спросила, в чём дело, скрывая обиду. «Да просто ветерок подул, пыль с улицы налетела», — ответила она с лёгкой усмешкой. Я промолчала, но в душе поселилось сомнение. С тех пор она всегда перемывала посуду после меня, будто мои руки оставляли на ней нечто грязное.
Когда родилась наша дочь Алинка, я целиком погрузилась в заботы о ней. Сначала купала её в маленькой ванночке, но потом, когда малышка подросла, ванночку убрали в кладовку нашей съёмной квартиры в Иркутске. Я закидала её старыми коробками, вещами, забытыми игрушками — и забыла.
Год спустя наступила холодная сибирская осень, и я полезла на чердак за тёплыми вещами. Разгребая завалы, наткнулась на полиэтиленовый пакет в углу. Внутри лежала стопка писем. Любопытство взяло верх, и я развернула первое, затем второе. Они были адресованы служебному адресу Артёма. Писала его мать. Я прочла несколько строк — и кровь похолодела.
Галина Михайловна изливала в письмах ненависть. Называла меня нерадивой хозяйкой, писала, что ей противно находиться со мной в одном доме, что ей приходится переделывать всё за мной — от уборки до готовки. «Безмозглая неумеха», — так она отзывалась обо мне, припоминая, что я бросила университет. Самое страшное было читать, будто я «прицепилась к её сыну, как репей», а Алинка — «не его ребёнок, а нагулянный». Каждое слово резало, как нож. Я стояла, дрожа от ужаса. Как она могла? Улыбаться мне в лицо, целовать в щёку, сидеть за одним столом — и писать такое за моей спиной? А Артём… Он читал это. И хранил. Почему?
Мир вокруг поплыл. Я не знала, что делать. Хотелось ворваться к мужу с криком, швырнуть ему письма в лицо, потребовать ответа. Но что-Но я сжала зубы и молча положила письма обратно, чтобы однажды, когда дочь подрастёт, решить, как жить дальше.
