**29 ноября. Вторник.**
Сидел на кухне, пил остывший чай. За окном — классический питерский ноябрь: серо, мокро, тоскливо. А в нашей квартире на окраине города разыгрывалась своя драма. Тёща, Галина Петровна, снова приехала — с температурой, кашлем и вечным недовольством. Стоит ей чихнуть, как она уже пакет собирает и едет к нам. И каждый раз Лена, моя жена, оказывается меж двух огней: между больной матерью, нашей маленькой Дашей и моим нарастающим раздражением.
Галина Петровна уверяет: одна в своей квартире в Купчино ей страшно. «А вдруг ночью станет хуже? Кто поможет?» — твердит она, глядя на Лену укоризненно. Но мы-то знаем: дело не только в страхе. Стоит ей заболеть — превращается в капризную барыню. А у Лены — декрет, годовалая Даша, которая только на ножки встаёт, да я, чьё терпение тает с каждым новым приездом тёщи.
Болеет она, конечно, «тихо»: ходит по квартире, кашляет, чихает, оставляя за собой след вирусов. Лена боится за Дашу — мало ли что подхватит. Но объяснить Галине Петровне что-либо бесполезно. «Я же не нарошно, Леночка!» — вздыхает она. А потом начинается: «Супчик свари, но не солёный — горло болит. Чай принеси, но не горячий — обожгусь. Окно открой — душно. Закрой — сквозняк!» Даже если Даша заплачет, тёща морщится: «Ой, как орет, спать мешает». А уж если я случайно дверью хлопну — сразу: «Ты как медведь в избе!»
Раньше всё было иначе. Мы жили спокойно: растили дочку, навещали Галину Петровну раз в месяц — помочь, поболтать. Она сама справлялась: убиралась, готовила, даже болела без лишних слов. Но потом что-то переменилось. Стала звонить чаще, жаловаться на одиночество: «Вдруг мне плохо станет, а вас нет?» Лена успокаивала: «Мам, мы рядом, всё будет хорошо». Но тёщу не переубедить — её страхи росли, как снежный ком.
Однажды позвонила ночью в истерике: стало так плохо, что вызвала «скорую». Я был на смене, и Лена помчалась к ней с Дашей на руках. Тогда мы забрали Галину Петровну к себе — отпаивали чаем, лечили. И с тех пор — точка невозврата. Теперь при малейшем насморке она у нас на пороге. Иногда на день, иногда на неделю. Бывало, лежит с температурой, кашляет и требует, чтобы Лена сидела рядом, лекарства подавала. А Даша в это время орет в кроватке, и жена мечется между комнатами, на грани срыва.
Каждый её приезд — пытка. То суп не тот, то «здесь душно, уеду домой». Лена боится: а вдруг тёща и правда уедет больная? Но ещё больше боится за наш дом, который трещит по швам. Я раньше к Галине Петровне хорошо относился, а теперь злюсь при одном её упоминании. «Она нами пользуется, — говорю Лене. — Дома болеет нормально, а тут — чтобы ты вокруг неё прыгала». Жена понимает, но сказать матери правду не решается: «А если обидится? Перестанет общаться?» Но и так больше нельзя — Лена на пределе.
Я уже не скрываю раздражения. «Пора с ней поговорить, — давлю я. — Иначе сядет на шею». Лена кивает, но вижу — боится. Как найти слова, чтобы и мать не обидеть, и семью сохранить? Как объяснить, что любовь — это не рабство? Смотрю на спящую Дашу, на усталое лицо Лены, и понимаю: решение нужно сейчас, иначе рухнет всё.
**Вывод дня:** Иногда любовь — это не только забота, но и умение сказать «стоп». Иначе чужие страхи разрушат твой дом.
