Свекровь проклинает меня за то, что я украла её сына, который перестал плясать под её дудку.
Три года назад я впервые вошла в дом семьи моего супруга, и сразу поняла: в этом гнезде для моего Дмитрия никогда не было тепла. Вся материнская благодать доставалась младшему, Артёму, а Дима был лишь тенью — вечным работником, готовым склониться перед каждым её капризом. Артёма же носила на руках: холила, лелеяла, будто фарфоровую куклу, не позволяя ему и мухи обидеть.
Свекровь, Лидия Павловна, и свёкор, Николай Петрович, жили в просторном срубе на окраине деревни, среди бескрайних полей и тихой речки. В таком месте дел всегда невпроворот: то крышу чини, то забор подправляй, то картошку окучивай. А ещё куры, корова, огород — работы хоть отбавляй. Слава богу, мы с Димой жили далеко, в городе, за шесть часов езды отсюда. Он и сам вздыхал с облегчением. Но стоило нам приехать в гости, как на него обрушивался водопад задач, будто он не родной сын, а батрак, нанятый за миску щей.
Когда мы только поженились, Лидия Павловна расписывала нам деревенский рай: костры у реки, удочки на рассвете, запах свежего хлеба и парного молока. Мы купились на эти россказни и решили провести первый отпуск в её доме. Мечтали о тишине, о долгих вечерах с гитарой, о покое под шёпот берёз. Но иллюзии разлетелись в прах ещё на пороге.
Едва мы, измученные дорогой, шагнули во двор, так сразу же попали в кабалу. Дмитрия тут же снарядили в рваных резиновых сапогах и отправили латать сарай. Меня же, не дав и чаю выпить, посадили чистить ведро картошки для гостей, которые должны были нагрянуть с минуты на минуту. А потом — стряпать, мыть, убирать. Две недели «отпуска» превратились в ад. Костерок мы разожгли лишь раз — да и то, чтобы накормить полдеревни. До реки Дима так и не дошёл. Но больше всего бесило поведение Артёма. Мы с мужем крутились, как белки в колесе, а он, ленивый и довольный, валялся на диване с телефоном или храпел до обеда. Его жизнь — три пункта: кровать, холодильник, уборная. И всё это время Лидия Павловна смотрела на него, как на чудо, словно он был её последней надеждой.
На седьмой день я не выдержала. Ночью, когда мы наконец остались одни, я спросила Дмитрия: «Почему твой брат ничего не делает? Чем он занят, кроме как жрать и спать?» Муж, устало глядя в темноту, ответил, что Артём — «будущий светило науки». Мол, мать уверена, что он должен беречь мозги, а грязная работа — не для него. Правда, учёба его длилась уже восьмой год: то отчисление, то академ, то опять провал. А Дима? Он годами приезжал спасать хозяйство: крышу кроил, печь клал, картошку сажал. Так продолжалось, пока я не появилась.
Тот «отпуск» стал последней каплей. Я начала говорить с Димой, что пора скинуть этот ярмо. Почему он должен горбатиться, пока Артём живёт, как барин? Разве младший не мог бы хоть раз помочь? Родители месяцами копили дела, дожидаясь нас, хотя многое мог бы сделать и свёкор. Но Лидия Павловна оберегала Артёма, как зеницу ока, не позволяя ему даже веник в руки взять.
К моей радости, Дима задумался. Впервые он увидел, как несправедливо с ним обходятся, и согласился — хватит быть вечным спасателем. Мы решили больше не поддаваться на уговоры. На майские, несмотря на звонки свекрови, мы остались дома. И на другие праздники тоже не поехали. А когда у нас появилась возможность сбежать в настоящий отпуск — к морю, к солнцу, к свободе, — мы сообщили об этом родне. Лидия Павловна взорвалась, как граната. Она кричала, что мы предатели, что семья пропадет без нас. Дима холодно спросил, что именно нужно. Оказалось, они затеяли перестройку бани — и, конечно, ждали, что мы примчимся.
Тут мой муж не выдержал. Он бросил матери в трубку: «У тебя есть ещё один сын. Может, ему пора помочь?» Свекровь залепетала, что Артём занят учёбой, что ему нельзя отвлекаться. Но Дима напомнил, как сам, учась в институте, вкалывал на семью, потому что «брат был ещё маленький». А теперь? Теперь Артём взрослый, но всё равно священная корова. «Мам, у тебя двое детей, — сказал он, и в голосе его дрожала обида. — Но похоже, что один — твой, а я — просто так». И бросил трубку.
Не прошло и минуты, как Лидия Павловна позвонила мне. Её голос хрипел от злобы и слёз. Она обвинила меня в том, что я испортила её сына, что я разрушила семью, украла у неё Дмитрия. Я молча положила трубку и заблокировала её номер. И знаете, ни капли не жалею.
Если бы Дима был единственным ребёнком, я бы сама звала его помогать родителям. Но когда в семье двое, а один — барчук, а другой — холоп, это не честь, а позор. Я не хочу, чтобы мой муж чувствовал себя чужим в родном доме. И если ради этого нужно отрезать связь со свекровью — я гЯ лишь крепче обняла мужа, понимая, что наша семья — это он и я, а всё остальное уже не имеет значения.
