Мне 38, а я до сих пор дрожу перед матерью. И это съедает меня изнутри.
С каждым годом я всё чаще ловлю себя на том, что всматриваюсь в зеркало, пытаясь напомнить себе, кто я. Женщина с положением: диплом престижного вуза, руководящая должность в крупной транспортной компании в Нижнем Новгороде, крепкий брак, хоть и без детей. Моего мужа Дениса я уважаю, люблю и считаю своей опорой, а его сына от первого брака, Влада, давно приняла как родного. Вроде бы — полный порядок, дом, покой. Но внутри меня живёт страх. Не детский, не надуманный, а плотный, до дрожи. Страх перед собственной матерью.
Мне тридцать восемь. Я руковожу коллективом, решаю конфликты, заключаю сделки, увольняю и принимаю людей. Но стоит ей появиться — и всё рушится. Ноги ватные, голос пропадает, ладони леденеют, а перед глазами — кадры из детства: как она сдёргивает с меня одеяло и дёргает за косу, потому что я не вымыла посуду. Как швыряет в меня тапочком, если за-headerлась с подругами. Как смеётся надо мной при своих ухажёрах, сравнивая с соседскими девочками. Её три брака — настоящий ад. Отец исчез, и я даже не знаю, жив ли он. Мать с годами становилась только жёстче.
Денис всё видит. Он не просто догадывается — он был рядом, когда я каменела от её звонка. Когда начинала запинаться, услышав её шаги в прихожей. Он предлагал терапию, говорил, что нужно выговориться. Но я… не могу. Взрослая женщина, начальник отдела, боится признать слабость. Пойти к психологу — значит расписаться в своём бессилии. А я всю жизнь играла роль «железной леди». Вот только этой «железной» женщине хватает одного маминого сообщения, чтобы превратиться в испуганную девочку.
Сначала она приезжала «на пару дней». Потом эти дни растягивались на неделю. Она вваливалась с чемоданами, перетряхивала наши шкафы, лезла в бумаги, бельё, однажды даже полезла в мой ноутбук. За ужином спокойно спросила у Дениса:
— Ну что, много сменил любовниц, живя с такой бесчувственной манекенщицей?
Я не смогла выдавить ни слова. Только стиснула салфетку, пока Денис в ярости не выпроводил её за порог.
Но она осталась. Ещё на три дня. Со словами: «Я твоя мать. А ты — моя кровь». Этой фразой она перечёркивала любые границы. Любую вину. Любое вторжение.
Я не умею ей отказывать. В этом мой проклятие. Как только слышу её голос — язык будто отнимается. Не могу сказать «нет». Говорю: «Хорошо, приезжай…» — хотя внутри всё кричит: «Не надо! Уходи!» Обманываю себя, мужа, всех. И ненавижу себя за это.
Неделю назад она позвонила и равнодушно бросила:
— Купила билеты. Буду у вас с 30 декабря по 10 января.
А то, что мы с Денисом и Владом уже собрались в Сочи? Хотели снять домик у моря, отдохнуть втроём. Я даже меню продумала. Но мама решила — и точка. И, конечно, я снова не смогла сказать: «Не приезжай».
Но в этот раз мы с Денисом поступим иначе. Уедем. Возьмём номер в närket. Выключим телефоны. Сбежим. Пусть приходит, целует дверь и делает что хочет. Это не месть. Это попытка выжить. Потому что ещё один Новый год с ней я не переживу.
Иногда страшно признаться даже себе, но я не люблю свою мать. Я её боюсь. И не понимаю, за что она так ненавидит меня, что продолжает ломать мою жизнь даже сейчас. Всё, чего я хочу, — просто жить. Без слёз, без страха, без вечного ожидания пытки, насмешки, боли.
Не знаю, взрослое ли это решение — бежать из собственного дома. Но сейчас только так я смогу спастись. Хоть ненадолго. Хоть немного. От женщины, перед которой я, увы, бессильна даже в тридцать восемь.
