Мы с Дмитрием поженились, когда уже успели набить шишек. Мне – тридцать два, ему – тридцать пять. За спиной – не просто прошлое, а целый роман ошибок, обид и несбывшихся надежд. У него – развод и сын. У меня – тихая жизнь без детей и потрясений. Я даже рада была, что он общается с ребёнком, подталкивала его, уговаривала – но Дмитрий не хотел. Ни капли.
С первой женой он связался не по любви, а из-за натиска матери. Когда та узнала, что девушка беременна, заявила: «Ты женишься! Нельзя позорить семью!» Её родители умоляли, давили, и Дмитрий сдался. Роспись – и сразу в рейс. Он только закончил речное училище и ушёл на судне. Ни свадьбы, ни колец – лишь сухая печать в паспорте.
Пока он бороздил реки, жена родила мальчика. Вернувшись, он взял его на руки – и… ничего. Ни трепета, ни тепла. Только усталость. Но раз уж стал отцом – играл роль. Ходил в рейсы, привозил деньги, даже подрабатывал на рынке. Жили в квартире, подаренной тестем – как откуп за «честь дочери». Но любви там не было. Даже близость – редкость. Как говорил Дмитрий, за пять лет брака можно по пальцам пересчитать те ночи, когда они были мужем и женой.
Когда-нибудь терпение лопается. Оно и лопнуло: вернувшись из рейса, он узнал об измене. Жена не отпиралась. Рыдала, клялась, что это ошибка. Но Дмитрий понял – это шанс. Собрал вещи и ушёл. Без криков. Просто закрыл дверь. Даже её родители не стали уговаривать – всё и так было ясно.
Он ещё дважды ушёл в плавание, а потом бросил. Открыл дело. Через три года бизнес пошёл в гору, бывшая с сыном получали приличные алименты, и жизнь, казалось, наладилась. А потом появилась я.
Познакомились случайно. Он пришёл за стройматериалами, мы разговорились. Через день мне доставили розы и записку с приглашением в ресторан. Всё шло быстро, ярко, искренне. Сынослили. Но я знала: его мать – дама с норовом. Она сразу заподозрила, что я «в положении». Косилась, шепталась. Но я успокоила: дети пока не в наших планах.
Тогда она облегчённо вздохнула… и стала каждые выходные привозить к нам того самого мальчика – Игорька. Ребёнка, которого мой муж… даже не считал сыном. Как и его мать. Он был холоден, как лёд. А свекровь – будто назло. Шептала мне: «Вдруг он его полюбит?» Но мальчик всё чувствовал. Заходит в дом – и сразу ко мне. А папа? Папа надевает наушники и с головой ныряет в «танки».
А я остаюсь с Игорем. Капризный, злой, обиженный на весь мир. И что бы я ни делала – всё не так. Он не хочет здесь быть. Не хочет видеть его. И я его понимаю. Через два часа я уже на пределе – звоню свекрови: «Забирайте». Та приезжает, переступает порог и сразу: «Ну как? Сблизились?» А что сказать? Что её сын три часа стрелял в море, а я развлекала чужого ребёнка?
Свекровь тут же хмурится. Начинает сыпать упрёками. Мол, это я не смогла, не сумела, не додала. Женщина, дескать, – фундамент семьи. Но я устала быть этим фундаментом, который держит на себе чужие грехи, чужие промахи и чужое равнодушие. Я стараюсь. Но нет у меня волшебства, чтобы заставить мужчину полюбить родного сына. Если он сам не хочет – хоть танцуй перед ним, ничего не изменится.
А виновата, конечно, снова я.
Жизнь учит: нельзя построить счастье на чужой боли. Даже самая крепкая любовь не склеит то, что сломано не тобой.
