Когда много лет назад в наш тихий Серпухов приехала высокая, статная, невероятно красивая женщина из Вильнюса, весь двор застыл, будто по команде. Звали её Татьяна Леонидовна, и казалось, будто к нам сошла сама царица — гордая походка, лёгкая улыбка, взгляд, от которого мужчины теряли дар речи, а женщины… что уж там, одни скрипели зубами, другие тайком вздыхали. Она приехала по распределению после университета, и нам, местным, казалось, что в наш скромный двор зашла настоящая заграничная дива.
Татьяна не гонялась за бутиками — ей хватало куска ткани, мотка ниток и иголки. Через пару дней на ней уже красовалось пальто, достойное обложки «Каравана историй». Она шила, вышивала, вязала, а её наряды вызывали восхищённые шёпоты. Мы, пацанва, бегали к ней в гости, играли её пёстрыми зонтами — у неё их была целая коллекция! А она, смеясь, учила нас «ходить по подиуму» и разрешала воображать себя моделями.
Мужчины крутились вокруг, но замуж Татьяна Леонидовна не спешила. Может, их пугала её независимость, красота и — что куда важнее — чувство собственного достоинства. Но всё изменилось ближе к сорока. Она тогда работала бухгалтером на мебельной фабрике, и у неё закрутился роман с директором. Мужик был женат, и сплетни не заставили себя ждать. Особенно когда родился сын — Андрей, вылитый отец. По двору поползли пересуды, но Татьяна держалась гордо. Уволилась, но без денег не осталась — её избранник поступил по-мужски: обеспечил, купил квартиру, и, как нетрудно догадаться, мебель была с той самой фабрики.
Я росла вместе с Андрюхой — тем самым мальчишкой. Наши песочницы, прятки, новогодние ёлки. Татьяна со всеми ладила — помогала, шила, встречала с улыбкой. Её квартира была как островок спокойствия — дверь нараспашку, запах пирогов, тёплые глаза. Но перед школой мы переехали в другой район, и связь постепенно оборвалась.
Спустя годы, уже после института, в командировке в Ярославле я вдруг увидела знакомую походку. Женщина садилась в машину, а помогал ей мужчина — и я с удивлением узнала повзрослевшего Андрея. Я подошла, и тут распахнулась дверца:
— Олька! Узнала? А я тебя сразу! — это была она, Татьяна Леонидовна, всё такая же — стильная, лучистая, живая.
Мы поехали вместе, болтали. И вдруг она выдаёт:
— Представляешь, влюбилась… В мои-то годы! Познакомились с Виктором на юге, сначала курортный роман, а потом — настоящее чувство. Пять лет вместе… А теперь его взрослые дети боятся, что я «отберу» у них дом. Начались ссоры, давление… Он сдался, и мы расстались.
В её голосе слышалась грусть, но глаза не потухли. Мы попрощались у гостиницы. Она уехала с сыном, а я вернулась в номер и долго ворочалась.
Прошло пару лет. Чисто случайно я встретила Андрея в кафе. Сидим, вспоминаем детство, и он рассказывает:
— Мама не выдержала. Поехала к нему. Сама, без предупреждения. А в дороге — инсульт. Мне звонят из больницы, я мчусь. Врачи разводили руками… Но она выкарабкалась. Представляешь? Через месяц уже дома была.
Я обомлела. Женщине за семьдесят — и сорваться в другой город ради любви. Не из-за денег, не из-за выгоды — просто потому, что не могла без него. Я спросила:
— И как она сейчас?
Андрей хмыкнул:
— Недавно у неё в шкафу убирался — нашёл сумку. Паспорт, косметичка, платье, билеты… Опять собралась! Говорю: «Мам, ты же только отошла!» А она: «Жить надо, Андрюша. Пока сердце бьётся — нужно любить».
Я сидела, словно воды в рот набрав. Перед глазами снова стояла та самая Татьяна Леонидовна из детства — яркая, бесстрашная, никому не подчиняющаяся. Она не изменилась. Только стала ещё упрямее.
И тогда я поняла: любви возраст не писан. Её не вгонишь в рамки. Она приходит, когда душа готова — хоть вnýдцать, хоть в семьдесят. Главное — не струсить и впустить её.
