За столом с родителями… которые не узнали меня
Это не сказка, не киношный сюжет и не байка из подворотни. Это правда, от которой перехватывает дыхание. Историю, услышанную от знакомой тётиной подруги, я запомнила навсегда. Перескажу её так, как она звучала — с той же болью, дрожью в голосе и силой, с которой она прошла этот путь.
Меня зовут Анастасия, и моим домом с двух лет был детдом. Ни материнских согласную, ни отцовских рассказов на ночь — только казённые коридоры, чужие лица и пустота внутри. В моём деле лежала записка — несколько строк о том, что родителям пришлось оставить меня из-за нищеты. Дело было в лихие девяностые, когда всё летело под откос — заводы, зарплаты, судьбы. Я верила. Хотела верить, что им некуда было деться. Что они вернутся.
Память стёрлась, остались лишь фото. Пожелтевшие снимки: мама, отец и я — крохотная, в кружевном платьице. Они были моим пропуском в другую жизнь. По ночам я вглядывалась в них, запоминая родинку на стлете отца, узор на обоях. Мечтала, что однажды дверь распахнётся — и они войдут, протянут руки.
Но шли годы. В восемнадцать я ушла из детдома. Перебралась в большой город — тот самый, где когда-то жила семья. Ютилась в съёмных углах, перебивалась подработками, но поступила в университет — упрямство и голод к жизни помогли. Потом появился он — Дмитрий. Спокойный, надёжный, с тёплыми руками. Мы встречались почти два года. Он стал моей опорой. Впервые я чувствовала себя не потерянной сиротой, а женщиной, любимой и желанной.
Как-то Дима предложил познакомить меня с родителями. Они жили в Нижнем Новгороде, а он переехал в мой город за работой. Я отнекивалась — то сессия, то срочный заказ. Но он настаивал: мать, мол, мечтает увидеть невесту. В итоге я согласилась.
Приехали в субботу. Встретили нас супруги лет шестидесяти — уютные, пахнущие пирогами, с манерами старых интеллигентов. В квартире — вышитые салфетки, хрусталь в серванте. В гостях была сестра свекрови с мужем и дочерью. Все улыбались, разливали чай, обсуждали наши планы.
А у меня внутри скрутило в узел. Что-то било по нервам. Я не могла понять почему — пока не увидела на стене фотографию. Ту самую, что годами хранилась у меня под подушкой. А потом — люстру с хрустальными подвесками. И трещину на подоконнике… Это была та самая квартира. Та самая комната. Те же обои, что и на моих детских снимках.
Я осознала: передо мной — мои родители. Те, кто отвёл меня в приют и прожил дальше, будто ничего не случилось. А те, кто сидел рядом — мой и брат. Но для них я была всего лишь невестой сына.
Не помню, как вышла из-за стола. Пробормотала про мигрень. Поблагодарила сквозь ком в горле. Ушла. По асфальту текли слёзы, сердце стучало, как молот. Но я не оглянулась.
Дмитрий звонил, беспокоился. Я молчала неделю, потом выложила правду. Он обнял меня и сказал: «Мы — семья. Всё остальное неважно». И остался.
Мы расписались. С его родителями он теперь видится редко — короткие звонки по праздникам. Они так и не догадались. Я сменила имя после детдома. Дату рождения «подправила» — для всех, кроме мужа. Когда свекровь спрашивала про мой день рождения, я называла другую цифру. Она кивала и забывала.
А я? Я живу. С Димой, с нашей дочкой. С прошлым, которое держит за горло, но не решает за меня. Я простила. Но в зеркале до сих пор ищу её — ту девочку в кружевном платье. И знаю точно: семья — это не те, кто дал тебе жизнь. А те, кто не бросил.
