«Я забрала маму к себе, но вскоре вернула — и теперь все считают меня чудовищем»

«Я забрала маму к себе, а через месяц вернула обратно — и теперь я монстр в глазах всех»

Когда я решила перевезти маму из рязанской деревеньки в Москву, мне казалось, что поступаю как идеальная дочь. Ну а как иначе? Она уже в годах, одна в старом доме, где печь дымит, вода в колодце зимой леденеет, а соседи — либо такие же старички, либо давно разъехались по городам. Я думала: пусть живёт у меня, в тепле, в уюте, под присмотром. Но через месяц я загрузила её вещи в свою «Ладу» и отвезла обратно. Теперь я — исчадие ада для всех родственников и даже почтенной тёти Лиды из бухгалтерии.

«Да как ты могла?!» — вздыхают они, качая головой.
«Это же мать родная! Не кошка, чтобы взять — поиграл и выбросил!»
«Вот доживёшь до старости — и дети так же с тобой поступят, тогда поймёшь!»

Всё это я слышала. И в лицо, и за спиной (но слухи, как известно, быстрее ветра). «Закон подлости», — шепчут соседки. «Исправляйся, пока не поздно», — строго говорит крестная.

А вот пожить с моей матушкой Мариной Сергеевной день и ночь — никому из них не довелось. Никто не видел, как за неделю она из бойкой хлопотуньи превратилась в молчаливую тень. Никто не слышал, как она плачет в подушку, отказывается от борща и целыми днями смотрит в стену, будто там её прошлая жизнь.

Сначала всё шло более-менее. Я выделила ей комнату, купила новые тапочки с оленями, расставила её любимые фикусы, повесила фотографии — в общем, создала уют. Но вместо радости — только холод. Она сидела, как в гостях у чужой тётки, а не у родной дочери. Я звала её ужинать, напоминала про душ (хотя в деревне она сама воду из колодца таскала!), но в ответ — только вздохи.

А потом начался великий квартирный переворот. Она переставила все банки в шкафу, переложала мои специи (укроп — не с петрушкой, грех смешивать!), устроила в ванной бардак из моих кремов. Я терпела, думала — привыкнет. Но однажды вечером она села в кресло и тихо сказала:

«Здесь я никто… Здесь я не хозяйка… Я не могу так…»

Я чувствовала себя последней душой. Хотела как лучше, а получилось… ну, вы поняли.

«Я хочу умереть в своём доме. Где стены мои, где каждую щель знаю. Где воздух пахнет яблонями, а не выхлопом…»

Я уговаривала: мол, внучка рядом, магазин в двух шагах, а в деревне — одни проблемы. Но чем больше я говорила, тем сильнее она замыкалась. И тогда я поняла: если не верну её обратно — потеряю навсегда.

Собрала вещи, погрузила в багажник чугунные горшки (без них никуда!) и поехала. Всю дорогу — молчание. Только когда свернули на её улицу, она вдруг сказала:

«Спасибо, дочка».

Сейчас она звонит мне каждые два дня. Болтает про огурцы, про варенье из крыжовника, про то, как соседка Аграфена приходит на чай с блинами. Я слышу — она счастлива. Одна? Да. Но счастлива.

А я теперь — «чудовище» в семейной хронике. Но знаете что? Не жалею. Потому что иногда любовь — это не привязывать, а отпускать. Не тащить в свой уютный мирок, а позволить человеку быть там, где его душа на месте. Да, не все бабушки мечтают о жизни в городе. Особенно если за плечами — родные стены, своя история и огород, который ждёт хозяйку.

Если мама снова смеётся — значит, я поступила правильно. А остальные… ну, пусть судят. Главное — в телефонной трубке снова слышен её звонкий голос.

Rate article
«Я забрала маму к себе, но вскоре вернула — и теперь все считают меня чудовищем»