Прошло два года. С тех пор дочь не написала ни строчки. Словно выбросила меня из своей жизни. А мне уже седьмой десяток…
Мою соседку, Галину Сергеевну, во дворе все знают. Ей шестьдесят восемь, живёт одна. Иногда я захожу к ней с чем-нибудь к чаю — просто так, по-доброму. Она душевная, интеллигентная женщина, всегда с улыбкой, любит вспоминать поездки, где бывала с покойным мужем. Но о семье говорит редко. И вот накануне праздников, когда я заглянула с пряниками, она неожиданно раскрылась. Тогда я впервые услышала историю, от которой до сих пор мурашки по коже.
Когда я переступила порог, Галина Сергеевна была не в себе. Обычно весёлая, в тот вечер она сидела неподвижно, уставившись в стену. Я не стала лезть с вопросами, просто налила чаю, поставила вазочку с вареньем и присела рядом. Она долго молчала, словно пересиливая себя. Потом резко выдохнула:
— Два года… Ни звонка, ни письма. Пыталась дозвониться — номер больше не существует. Адреса её я не знаю…
Она замолкла, будто перед глазами пронеслась вся жизнь. И вдруг, словно прорвало плотину, Галина Сергеевна заговорила.
— У нас было счастливое время. Мы с Виктором рано расписались, но с детьми не торопились — сначала хотели нагуляться. Он хорошо зарабатывал, мы объездили полстраны. Жили душа в душу, смеялись, обустраивали наш дом. Он своими руками собрал наше гнездо — трёшку в центре Екатеринбурга. Мечтал об этом всю жизнь…
Когда родилась наша дочь, Ариша, Виктор словно ожил. Носил её на руках, читал стихи, всё свободное время отдавал ей. Я смотрела на них и думала — вот оно, счастье. Но девять лет назад Виктора не стало. Долго болел, мы боролись, спустили все сбережения. А потом… тишина. Пустота. Будто сердце вырезали.
После смерти отца Ариша начала отдаляться. Сняла комнату, зажила отдельно. Я не противилась — взрослый человек, своя жизнь. Она забегала ко мне, общались, всё как обычно. Но два года назад пришла и прямо заявила — берёт ипотеку, хочет свою квартиру.
Я вздохнула: помочь нечем. От накоплений с Виктором почти ничего не осталось — всё ушло на врачей. Пенсии едва хватает на лекарства и квартплату. Тогда она предложила… продать нашу. Мол, купим мне комнату в спальном районе, а остальное — ей на первый взнос.
Я не смогла. Дело не в деньгах — в памяти. Эти стены, каждый угол — Виктор делал сам. Здесь вся моя жизнь, всё счастье. Как отдать это? Она кричала, что отец строил для неё, что квартира всё равно перейдёт ей, что я бессердечная. Пыталась объяснить — хочу, чтобы она когда-нибудь просто пришла сюда, вспомнила нас… Но она не слышала.
Хлопнула дверью и ушла. С тех пор — ничего. Ни звонков, ни поздравлений. Потом случайно узнала от знакомой — взяла ипотеку, работает на двух работах, живёт впроголодь. Ни мужа, ни детей. Даже подруги говорят — полгода её не видели.
А я… просто жду. Каждый день смотрю на телефон — вдруг зазвонит. Но тишина. Не дозвониться — видимо, сменила номер. Наверное, не хочет меня видеть. Считает, что предала её, не уступив. А мне уже под семьдесят. Не знаю, сколько ещё просижу в этой квартире, сколько вечеров проведу у окна в напрасной надежде. И не понимаю… чем так провинилась…
