Владимир Семёнович не ожидал, что закат жизни встретит среди белых стен казённого учреждения где-то на окраине Нижнего Новгорода. Ледяной дождь стучал в окно, а в сердце старика поселилась тихая метель. Отец троих детей, он когда-то имел всё — трёхкомнатную хрущёвку в центре, должность главного механика на заводе, верную супругу Галину, звонкий детский смех в квартире. Но годы, словно вор, унесли былое счастье.
Их семья казалась крепкой: старший сын Игорь, дочери Светлана и Людмила росли в заботе. По выходным собирались за большим столом, пили чай с блинчиками, спорили о политике. После смерти Галины пять лет назад дом опустел. Владимир наивно полагал, что дети станут ему поддержкой, но судьба распорядилась иначе.
Игорь, подававший надежды физик, уехал в Германию строить мосты. В редких письмах писал о новой жизни, присылал фотографии с женой-немкой. В последний раз звонил на Пасху — говорил о проблемах с визой. Дочери жили в том же городе, но будто в параллельном мире. Светлана с головой ушла в воспитание внуков, Людмила — в погоню за карьерой. “Пап, мы заедем на следующей неделе” — эти слова становились приговором.
На календаре было 6 января. Завтра Рождество. И ровно восемьдесят лет с тех пор, как в семье Семёновых родился мальчик Вова. Владимир глядел, как за окном спешат люди с кульками от “Ашана”, и мысленно возвращался в прошлое. Вот Галина накрывает стол, вот дети в новых рубашках бегут к ёлке, вот он сам — крепкий, с тёмными усами — поднимает тост за семейное благополучие.
Утро началось с непривычного шума. По коридорам сновали посетители с пакетами из “Пятёрочки”, слышался смех. Владимир сидел у окна, разглядывая пожелтевшее фото — вся семья на даче под Дзержинском. Вдруг — резкий стук. Сердце ёкнуло.
“С Рождеством, батя! И с юбилеем!” — знакомый голос прозвучал как гроза среди ясного неба.
На пороге стоял Игорь. В дорогом кожаном пальто, с морозным румянцем на щеках. Бросился к отцу, обнял так, что затрещали кости. Старик замер, боясь пошевелиться — вдруг мираж.
“Игорек… Откуда? Да как…”
“Специальный рейс, батя! Две пересадки! Почему молчал, что сёстры тебя сюда определили? Я же каждый квартал переводил по пять тысяч евро на твой счёт! Они уверяли, что ты в отличных условиях!”
Владимир молчал. Не хотел быть яблоком раздора. Но сын уже доставал телефон:
“Собирай чемодан. Через три часа наш поезд в Москву. Завтра летим в Берлин. Моя Марта тебя ждёт. И наш маленький Фриц уже спрашивает, когда дед научит его играть в шашки!”
“Да куда мне, сынок, — пробормотал старик, — я и по-немецки-то только “Гутен морген” знаю…”
“Полно тебе! У нас русский квартал, там и доктор Иванов, и магазин “Родные просторы”. Да и внук русский учит — сам просил!”
Соседи по палате перешёптывались: “Вот это сынок! Небось, олигарх!” Игорь тем временем складывал в сумку отцовские пожитки — потрёпанный томик Есенина, шерстяные носки, иконку Николая Угодника.
Уже в самолёте Владимир с удивлением разглядывал облака за иллюминатором. Жизнь, оказывается, может повернуть неожиданно. В берлинской квартире его ждали немецкие пряники, самовар и новая страница биографии.
Говорят, настоящее воспитание проверяется не школьными оценками, а поступками взрослых детей. Владимир Семёнович, глядя на заснеженный Тиргартен из окна, наконец почувствовал — экзамен он сдал на отлично.
