«Я плачу от того, что сын вычеркнул меня из своей жизни»: как невестка разрушила мой дом
Дорогие мои, даже перо дрожит в руке, когда пишу эти строки. Но больше не могу молчать. Мой сын — свет очей моих, взлелеянный, взращённый в трудах и заботах — теперь смотрит сквозь меня, будто я пустое место. А началось всё, когда в его судьбе появилась она — жена, моя невестка. До сих пор ищу ответ: в чём провинилась? Где свернула не туда? Как родная кровь может так хладнокровно отвернуться от матери?
Одна поднимала сына. Мужики в жизни мелькали, да не задерживались: кто добротой моей пользовался, кто и вовсе — как ветром сдуло. То ли нрав у меня тяжёлый, то ли слишком верила в любовь, принимая за неё пустые обещания. В лихие девяностые горбатилась на трёх работах, на себе экономила, лишь бы у Алёшеньки всё было. Шла, не разгибая спины, не жалея сил, ночами без сна.
Потом появился он — наш спаситель. Женатый, да. Но помогал. Главное — устроил сына в «Газпром». Пусть немного, но поддерживал — и деньгами, и добрым словом, когда других опор не осталось. Благодаря ему сын выучился, стал инженером, практику прошёл, на ноги встал. Я верила в него, даже когда он грезил о своём деле, а не о зарплате с завода. Отдавала последнее, сама на хлебе с квасом сидела.
Потом привёл он в дом девку. Красивая, да пустая, как мне тогда показалось. Быстро залетела. Я обрадовалась — внучка будет! Помогла со свадьбой. Знакомый дал денег на кольца, и тут впервые сердце ёкнуло. Она выбрала кольцо дороже всех денег, ни с кем не посоветовавшись. Робко заметила: «Деньги-то на двоих, может, скромнее, да пару?» Она взглянула на меня с такой злобой, что камень на сердце лёг. С той поры я — враг её заклятый.
Молчала. Терпела. Даже машину им купила, чтобы сын подрабатывать мог. А потом — пошло-поехало. Машину продали, денег поубавилось. Родители её загудели: «Какой же ты муж, коли семью не тянешь?» — и скоро развод. Сын в запой ударился. Права отобрали. Я его со дна вытаскивала. Помогала. Дело наладилось. Как только деньги появились — она вернулась. И он её принял. А меня — отодвинул.
Дело на мне висит — из-за долгов перед приставами. Платит понемногу. Заигрался в «одноруких бандитов», надеясь отыграться: и жену вернуть, и стабильность. Я снова дала денег — на рабочих, на аренду, на развитие. Обещал, что всё наладится. Я верила. А потом потребовал больше — уволиться, чтоб ему помогать. Я работу бросила, всё отдала, а теперь сижу — жду, когда вспомнят. Чаще — не вспоминают. Даже внучке гостинец купить не на что. Зовут только тогда, когда что-то нужно.
Подарил мне машину — новую, блестящую. Только бензин не на что залить, страховку не оплатить — денег не даёт. Иногда забирает её, возвращает — помятую. Как-то срочно ехать надо было — а она не заводится. А ведь я ещё и кредит за его прошлую машину выплачиваю — на меня записана. Сначала сам платил, потом забил. А я? Молчу. Потому что мать.
Долю в квартире им отдала. На праздники не зовут. Ни на Новый год, ни на дни рождения. Как-то пришла к нему на работу — он накричал. Сказал, позорлю его. За что? Я же не пьяница, в «Новый мир» публиковалась, в Союз писателей входила, книжки читала, всю жизнь работала. Не какая-нибудь подъездная бабка с бутылкой.
Иногда просто прошу прощения — за всё. Даже не знаю, за что. «Прости, если что не так». А теперь — меня в чёрный список занесли. Не дозвониться. Не написать. Осталась в тишине, и кажется — сойду с ума от этой пустоты. Сижу у окна, смотрю на чужих детей и думаю: за что? Почему мой сын — весь мой свет — решил, что я больше не нужна?
Плачу от боли, которую ни высказать, ни пережить. Плачу, потому что тот, кто должен был быть моей опорой, стал дальше, чем незнакомец. И остались мне только воспоминания да надежда. Надежда, что однажды он вспомнит, как я держала его за руку, когда ему было страшно. Как стояла горой, когда весь мир против него был. И поймёт, что мать — не предаёт. Мать — просто любит…
