15 мая. День, который я не забуду никогда.
Моя мать — женщина с душой шире Волги. Всю себя отдала мне и сестре Лене. Работала в школе, а по вечерам репетиторствовала, чтобы у неё хватало на наши нужды. Отца не стало рано — ушёл, едва мне исполнилось шесть, а Лене три. Мать несла свой крест молча, без жалоб.
Жили мы в её наследственной двушке в районе Марьино. Скудно, но душевно. Выросли, окончили институты, обзавелись семьями. Навещали маму, радовались её пирогам с капустой, её смеху. Думали — ей хватает нас. Оказалось, нет.
В том году мы с Леной задумали сюрприз на её юбилей. Сказали, что не приедем — дела. А сами мчались с наряженным тортом, шариками. Когда она открыла дверь, в впечатлении промелькнуло не радость, а замешательство. Пробормотала что-то про ученика. Мы переглянулись — и вошли.
За столом сидел мужик. В семейных трусах, с папиросой. Пивная бутылка, сало. Взрослый дядька, никакой не ученик. Увидев нас, он юркнул вприпрыжку, залепетал про аварийку на работе — и смылся.
А мать взъярилась. Кричала, что мы вломились без спроса. Полгода не звонила, не писала. Я ждала, пока остынет. Потом приехала одна — поговорить, сказать, что мы за её счастье.
Дверь открыл он. Взглянул свысока: «Её нет. И вам тут больше делать нечего». Попыталась объясниться — он толкнул. Я грохнулась на лестницу, заработала сотрясение. Мой Сергей рванул к маме, но услышал лишь: «Сама нарвалась на скандал!». Она была на его стороне.
Мы искали этого типа — будто сквозь землю провалился. Через неделю мамина ученица Настя написала: «Она просит взаймы!». В панике оповестила всех родню — не давать ей ни рубля. Хотя и сама не знала, что с ней.
Прошёл год. Звонок. Мать. Рыдает.
Оказалось, этот «кавалер» был в доле со своей сожителькой. Задумали отжать мамину квартиру. Он и настраивал её против нас. Чуть не оформила на него дарственную. Но наткнулась на его переписку в телефоне — всё вскрылось. Выгнала его. Осталась ни с чем.
Мы примчались в тот же вечер. Обняли. Она ревела в плечо: «Простите…». Мы простили. Потому что она — мать. Уставшая, обманутая, но наша.
Теперь она снова с нами. Печёт блины, качает внука Ваню. Но иногда замирает у окна — вдруг увидит его в толпе. А мы тихо молимся, чтобы этого подлеца настигла кара.
Вывод? Любовь слепа, но родные глаза всегда откроют правду. Надо только вовремя их услышать.
