Мне часто кажется, что жизнь моя — будто странный сон, где всё перевёрнуто с ног на голову. Мой сын, взрослый мужчина, вдруг словно превратился в мальчишку, за которого всё решают другие. А невестка, эта Анастасия Игоревна, будто сценарист в театре абсурда, размахивает руками и ставит спектакль их совместной жизни. А я за кулисами — с кошельком в руке, вечная запасная касса. Только денег всё меньше, а ожиданий — всё больше.
Живут они вместе с самого начала, ещё до свадьбы. Сначала сын жил со мной, в моей квартире в Нижнем Новгороде, а его Лена — так звали её тогда — снимала комнату в Самаре с подругой. Потом заговорили о браке, сняли двушку в Новосибирске. Я не лезла, не вмешивалась — пусть сами строят жизнь. Помогала рублём, когда просили. Не олигархи мы, но я помнила: молодым всегда тяжело, сама через это прошла.
Но вот что не лезет ни в какие ворота — их решение завести ребёнка прямо сейчас. Ни работы стабильной, ни жилья своего, ни копейки за душой. Зато громкие слова: «Дети ждать не будут, время уходит, после тридцати рожать вредно». А сын, как загипнотизированный, кивает: «Конечно, давай». Смотрю на него и не узнаю. Где твоя голова, Ваня? Где твоё мужское слово? Почему ты опять позволяешь вести себя, как марионетку?
Работает, конечно, но на такой, где зарплату могут задержать или вообще не заплатить. Устраивался раз пять, не меньше. Всё не так: то начальство — сволочи, то фирма прогорает. У невестки доход — как у студентки-заочницы. А они уже сменили три квартиры. Пока вдвоём — ещё куда ни шло. Но с младенцем? С переездами, сборами, коробками и криками по ночам? Кто это выдержит?
Пыталась говорить: «Подождите, окрепните, скопите, обустройтесь». Нет. Решение принято. Ей «надо срочно». А сын, будто под дурманом, соглашается. И что, мне теперь быть не только бабушкой, но и второй матерью? Помогать — святое, но у меня тоже не вечная молодость, и не бесконечные сбережения.
А вдруг не справятся? Вдруг окажется, что нечем платить за квартиру, не на что купить подгузники? Кто останется крайним? Я. Потому что отказать сыну и внуку я не смогу. И это страшно. У меня свои заботы: здоровье, счета, кредит за ремонт. Я не из железа.
А невестка смеётся: «Как-нибудь проживём». Это «как-нибудь» звучит у неё, будто речь о походе в лес, а не о новом человеке. А у меня сердце сжимается — неужели нельзя подумать, хотя бы раз?
Я не против детей. Я мечтаю о внуках — нянчить, баловать, читать сказки. Но хочу, чтобы они росли в любви, а не в хаосе и долгах. Чтобы у малыша было всё: кроватка, одежда, уверенность, что родители справятся. А не чувство, что всё висит на бабушке.
Смотрю на них и думаю: подожди они пару лет — могло бы быть иначе. Найти нормальную работу, накопить, съехать в приличное жильё, взять ипотеку. Разве нельзя жить по уму, а не на авось? Но нет — в их мире сначала прыгают, а потом ищут, за что ухватиться. И кто-то должен их ловить.
Я молчу. Знаю, мои слова улетят, как пух на ветру. А внутри уже готуюсь — к бессонным ночам, новым тратам, ответственности, которую не просила. Потому что когда рождаются дети, жертвовать собой приходится тем, кто старше. Потому что любовь — это не только радость, но и боль. И лишь одна тихая надежда: что хоть кто-то в этой цепочке наконец повзрослеет.
