Меня всю жизнь топтали, а теперь ждут, что я стану сиделкой для больной матери.
Я, Алевтина, была последним, нежеланным ребенком в большой семье. Кроме меня, у родителей было четверо детей — два брата и две сестры. Мать не раз повторяла, что меня не хотели. «Пришлось рожать, поздно было аборт делать», — бросала она, и эти слова жгли, как огонь. С детства я ощущала себя лишней, словно пятно на репутации семьи. Эта боль не отпускала меня ни на день.
Мы жили в маленьком городке под Воронежем. Родители боготворили старших — Дмитрия и Ивана. Они были их гордостью: золотые медалисты, престижные вузы в Питере, высокие должности. Оба давно женаты, дети учатся в лучших школах. Я их почти не знала — когда я родилась, они уже уезжали. Сестры, Татьяна и Надежда, тоже были мамиными любимицами. Обе удачно замужем, одна даже телеведущая. У них коттеджи, иномарки, дети с гувернантками. Мать хвасталась ими на каждом углу, а про меня говорила: «Леве? Да ну, куда ей до них».
Сестры ненавидели меня. В детстве они злорадствовали, унижая при каждом удобном случае. «Ты никогда не сравнишься с нами», — шипели они. Когда в дом приходили гости, мама показывала фотографии старших, расписывала их успехи, а про меня отделывалась: «А эта так, без особых талантов». Я старалась изо всех сил — после училища выучилась на швею, устроилась в ателье. Мне нравилось работать, но дома только морщились: «И это твой потолок?» Я сбежала в общежитие, потом сняла комнату, лишь бы не слышать их упреков.
Позже я встретила Артема. Он стал моим светом. Мы поженились, родилась дочь, Светочка. Впервые в жизни я знала счастье. Но судьба решила иначе — Артем и Света погибли в аварии. Мир померк. Родные даже не позвонили. Ни словечка поддержки — будто я для них пустое место. Единственное, что держало меня на плаву, — это работа. Десять лет я жила как в тумане, пряча боль за швейной машинкой.
Недавно появился Виктор. Он хочет быть рядом, но я пока не готова — слишком страшно снова открывать сердце. И тут родня внезапно вспомнила обо мне. Отец умер, а мать слегла. Нужен постоянный уход, но «золотые» дети слишком заняты. Они набрали меня, будто я их последняя соломинка. «Тебе-то делать нечего, возись с матерью. Хоть какая-то польза от тебя», — заявили братья. Сестры подхватили: «Ты обязана, это твой крест».
Я онемела. Эти люди всю жизнь разрушали меня, а теперь ждут, что я брошу все и побегу ухаживать за матерью, которая меня презирала? Которая жалела, что я родилась? Я сказала «нет». «Разбирайтесь сами», — бросила я, и голос не дрогнул. В ответ — угрозы: братья орут, что вычеркнут из завещания, сестры сулят «вынести сор из избы». Но мне плевать. Их слова больше не режут — я слишком много вынесла.
Мне больно, но не из-за их истерик, а потому, что я никогда не была для них своей. Они видели во мне обузу, а теперь — бесплатную рабочТеперь они могут наслаждаться плодами своего равнодушия — я больше никогда не стану их жертвой.
