Сын так привязан к жене, что видится со мной лишь украдкой.
Я, Анна Сергеевна, одна поднимала сына, Дмитрия. Возможно, сама виновата, что он вырос таким зависимым от супруги, но эта мысль рвет мне душу. Моя школьная подруга, Ирина, как отрезала: «Ты душила его заботой». Ее слова обожгли, но заставили очнуться. Теперь я живу в тихом городке под Новосибирском, почти не видя ни сына, ни внучку — его жена, Ольга, полностью подчинила его себе, а я превратилась в чужую.
Дмитрий родился, когда я уже стерла из памяти его отца, с которым жила без штампа в паспорте три года. Мой отец, удачливый бизнесмен, подарил мне квартиру после университета, чтобы я была независимой. В молодости мое жилье было центром шумных посиделок, но все изменилось после встречи с ним. Любовь казалась вечной, пока я не увидела две полоски на тесте. Даже мысли не было отказаться от ребенка — в мечтах я уже качала его на руках. Отец Дмитрия пытался вернуть меня, но я очертила границы. Мы расстались до родов. Родители уговаривали: «Помирись ради сына». Но я стояла на своем: «Я буду ему и матерью, и отцом». Отец лишь вздохнул: «Твоя воля».
Когда Диме исполнилось шесть, мой папа ушел из жизни. До этого мы ни в чем не знали нужды: игрушки, одежда, поездки — у сына было все. Он не был избалованным, и подруги ахали: «Как ты вырастила такого скромного мальчика при таких возможностях?» Я отвечала с гордостью: «Просто люблю его. Он — мой главный мужчина». Тогда я не представляла, что мой «главный мужчина» повзрослеет и выберет другую женщину, оттолкнув меня. Я жила его учебой, его карьерой. Чтобы избежать армии, я договорилась с военкомом — он «служил» при штабе, а я носила ему домашние обеды, ловя его благодарную улыбку.
После службы Дмитрий поступил в университет, где на втором курсе встретил Ольгу. Первый же взгляд на нее сжал мне сердце. Красивая, но глаза — ледяные, властные — внушали тревогу. Я сразу поняла: эта девушка сломает его. Так и вышло. Он стал ее тенью, выполнял каждый каприз, спускал все деньги на подарки, выдумывал сюрпризы, лишь бы она кивнула в ответ. Ольга не манипулировала — она просто позволяла ему любить себя, а он таял, как снег весной. Наши разговоры свелись к его восторженным монологам о ней. Я чувствовала, как теряю сына, но стискивала зубы, стараясь быть любезной с невесткой.
Перед свадьбой Ольга выдвинула условия: банкет должен быть шикарным. Я отдала почти все накопления, лишь бы угодить. Но и этого оказалось мало — переписала на Дмитрия свою квартиру, переехав к сестре. Это стало роковой ошибкой. Узнав, что жилье оформлено только на него, Ольга устроила истерику. Наутро Дмитрий побежал к нотариусу и вписал ее в собственники. Мир рухнул: моя жертва не значила для нее ничего. С той поры Ольга затаила злобу, а я стала персоной нон грата в доме, который когда-то был моим.
Когда родилась их дочь, Соня, все стало еще страшнее. Ольга полностью подмяла под себя Дмитрия: он крутился на работе, а дома прыгал по ее щелчку. Она же придумала причину, чтобы отвадить меня от внучки. «У Сони аллергия на вашу собаку, — заявила. — Вы приносите шерсть, это вредит ребенку». Бред, но Дмитрий проглотил. Он сам попросил меня не приходить, избегая взгляда: «Я буду забегать иногда». Его слова резали, как лезвие. Мой мальчик, которого я растила, стал чужим, покорным мужем, отгороженным от меня стеной.
Теперь Дмитрий приходит тайком, словно в бегах. Говорим о пустяках, он прячет глаза, а потом торопится уйти, боясь гнева Ольги. Соню я вижу редко — лишь на утренниках в саду или концертах ее музыкальной школы, под колючим взглядом невестки, запрещающей даже обнять ребенка. В глазах внучки уже мерцает холод матери, и это пугает. Сердце ноет: я теряю не только сына, но и ее.
Хочу все изменить, но не знаю как. Ольга выстроила крепость, которую не взять. Дмитрий, мой мальчик, стал ее куклой, а я — лишней. Подруга права: я душила его заботой, и теперь он не умеет сказать «нет». Но как вернуть его, не разбив его семью? Каждый его тайный визит — как нож: я потеряла его навсегда. Живу с этой болью, мечтая обнять Соню, поговорить с Димой по-человечески, но Ольга — как стена между нами. И страшно, что эта пропасть так и останется незыблемой.