Когда-то давно, в сибирском городке под Иркутском, жила я, Ольга Семёновна, одна растившая своего сына, Дмитрия. Быть может, сама виновата, что вырос он таким зависимым от жены, но осознание этого терзает душу. Моя давняя подруга, Людмила, как-то прямо сказала: «Задушила ты его своей опекой». Слова её ранили, да заставили задуматься. Теперь доживаю я век в маленьком домике, редко видя сына и внучку — жена его, Анастасия, забрала его целиком, а я стала для них чужой.
Дмитрий родился, когда я уже и думать забыла об отце его, с которым жили мы без штампа в паспорте три года. Отец мой, купец зажиточный, подарил мне светёлку после училища, чтоб стояла я на своих ногах. В юности сходилась у меня молодёжь, но всё переменилось, когда встретила я его. Любовь казалась нерушимой, да только дитя стало нежданностью. И не было у меня сомнений — в мечтах я уже качала младенца. Отец Дмитрия пытался вернуть меня, да я отстранилась. Разошлись мы ещё до родов. Родители уговаривали: «Помиритесь ради сына». А я твердила: «Буду ему и матерью, и отцом». Отец лишь рукой махнул: «Твоя воля».
Когда Дмитрию семь стукнуло, отца моего не стало. До той поры ни в чём нужды не знали: игрушки, одежда, поездки — всё у сына было. Не избалован был, подруги дивились: «Как растишь такого скромного при достатке?» А я с гордостью отвечала: «Люблю, вот и всё. Он у меня — единственный мужчина». Не думала тогда, что мой «единственный» вырастет да выберет другую, а мне место укажет на задворках. Всё силы отдавала учёбе его, службе. Чтоб в армию не забрали, договорилась с военкомом, и служил он при штабе, а я носила ему пирожки, радуясь его улыбке.
После службы поступил Дмитрий в училище, где на третьем курсе встретил Анастасию. Увидев её впервые, сердце ёкнуло. Красива была, но взгляд — властный, ледяной — страх внушал. Сразу поняла: эта барышня моего сына под каблук возьмёт. Так и вышло. Стал он тенью её, исполнял каждую прихоть, все деньги на подарки тратил, сюрпризы выдумывал — лишь бы угодить. Анастасия даже не приказывала — просто позволяла ему любить себя, а он в ней тонул. Разговоры наши свелись к его восторженным рассказам о ней. Чувствовала, что теряю сына, но боль скрывала, стараясь с невесткой любезной быть.
Перед венчанием Анастасия условия выставила: гулянье — на широкую ногу. Я почти все сбережения отдала, лишь бы угодить. Да мало показалось — переписала на Дмитрия свою светёлку, перебравшись к матери. Это и стало роковой ошибкой. Узнав, что жильё лишь на сына записано, Анастасия скандал закатила. Наутро Дмитрий побежал к нотариусу да переоформил на двоих. Будто земля из-под ног ушла: моя жертва для неё ничего не значила. С той поры невестка злобу затаила, а я в доме, что когда-то моим был, стала незваной гостьей.
Когда родилась у них дочь, Лизонька, хуже стало. Анастасия Дмитрия подчинила себе полностью: работал, деньги в дом нёс, да дома всё по её указке делал. А мне и внучку видеть запретила. «У ребёнка, — говорит, — от ваших котов аллергия. Шерсть на платье носите — дитю вредно». Вздор, конечно, но Дмитрий поверил. Сам попросил не навещать, глаза опустив: «Я к тебе сам заходить буду». Слова его ножом резали. Сын мой, взращённый мной, стал чужим, покорным жене, что отгородила его от матери.
Теперь приходит ко мне Дмитрий украдкой, будто вор. Поболтаем о пустяках полчасика, взгляд мой ловит, да тут же спешит уйти — как бы Анастасия не рассердилась. Лизоньку почти не вижу — разве что на утренниках в саду да на выступлениях её хоровода, под строгим взором невестки, не дающей нам и обняться. Глазёнки внучки всё больше на холодный взгляд матери походят — страшно становится. Сердце ноет: теряю и сына, и внучку.
Изменить хочу, да не знаю как. Стена, что Анастасия возвела, — не пробить. Дмитрий, мой мальчик, стал её куклой, а я — лишней в их жизни. Подруга права: задушила я его опекой, вот он и не может ей перечить. Но как исправить, не разрушив семью сына? Каждый его тайный визит — как укор: потеряла я его. Живу с этой болью, мечтая обнять Лизоньку, поговорить с Дмитрием по-прежнему, но Анастасия меж нами — словно стена каменная. И страшно, что этой пропасти — не преодолеть.