— Ты мне никто, и я не обязана тебя слушать! — снова швырнула мне в лицо падчерица.
Пять лет прошло с тех пор, как я, Людмила, связала судьбу с Владимиром, и с той поры жизнь в тихом городке под Казанью стала похожа на нескончаемую битву за семейный покой. У Владимира была дочь от прежнего брака — четырнадцатилетняя Алиса, которую он навещал и поддерживал материально. Я не препятствовала их встречам — более того, с его бывшей женой, Еленой, у нас сложились почти приятельские отношения. Но Алиса, обуянная подростковым своеволием, превратилась для меня в испытание, а её колкие слова — «ты мне никто» — каждый раз резали по живому.
Елена держалась разумно. Если хотела, чтобы дочь погостила у нас, звонила заранее, советовалась. Порой мы просто беседовали по телефону, как старые знакомые. Она не таила обиды на Владимира: после развода он оставил ей квартиру, купленную в браке, а свою долю переоформил на Алису. Мы же с Владимиром и нашим трёхлетним сыном, Димой, жили в моей скромной двушке. Он содержал семью, а я, находясь в декрете, посвящала себя ребёнку. Но с появлением Алисы в доме воца Πрился хаос, терпеть который становилось невмоготу.
Недавно у девочки начались проблемы. Елена вышла замуж, и её новый супруг, Артём, перебрался к ним. Сперва Алиса казалась довольной, но вскоре взбунтовалась. Когда Артём просил её убрать за собой, она огрызалась: «Ты мне не отец, нечего мной командовать!» Хоть он и старался найти подход — баловал подарками, проявлял терпение — она его отвергала. Дочь совсем отбилась от рук: посуду не мыла, мусор не выносила, на любое замечание отвечала дерзостью. В одной из ссор она и вовсе заявила Артёму: «Это мамина квартира, ты здесь чужой!» Владимир, узнав об этом, пришёл в ярость — ведь именно они сдавали его квартиру, а на эти деньги жила вся их семья. Елена отчитала Алису, и та, рыдая, умоляла отца забрать её к нам.
Я не стала противиться. Дима спал в нашей комнате, а в зале стоял раскладной диван для таких случаев. Я позвонила Елене, чтобы обсудить решение. Та согласилась, но предупредила: «Если Алиса не слушается — сразу звони». Дочь приехала угрюмая, но быстро освоилась и принялась жить, как хотела. Игнорировала просьбы, дулась на замечания. Посуду оставляла грязной, постель не застилала, вещи раскидывала по всей комнате, а сама днями трещала по телефону с подругами. Я чувствовала, как во мне растёт злость, но сдерживалась ради Владимира.
В конце концов, я не выдержала и попросила мужа поговорить с ней. «Она меня за человека не считает», — объяснила я. Владимир попытался, но Алиса лишь отмахнулась. Когда я вновь велела ей убрать со стола, она выпалила: «Ты мне никто, и я не обязана тебя слушать!» Сердце сжалось от обиды. Я еле сдержала слёзы и ответила: «Я жена твоего отца и хозяйка здесь. Ты живешь тут лишь по моей доброте. Не смей так со мной разговаривать!» Алиса выбежала, хлопнув дверью. Ничего не изменилось — она вела себя так, будто меня не существует.
Я посоветовалась с Владимиром и позвонила Елене. «Думала, хоть отца послушается, — вздохнула та. — Возвращайте её. У вас и без того хлопот хватает». Муж объявил Алисе, что везёт её обратно. Та молча собрала вещи, а затем набрала бабушке, жалуясь, что её «всюду гонят». Но свекровь, Галина Степановна, не вступилась за внучку. Как позже рассказала Елена, Алиса надеялась, что та возьмёт её к себе, но та совсем недавно обзавелась новым ухажёром и не готова была нянчиться с подростком. Теперь дочь сидела под строгим надзором, выполняя домашние дела по расписанию.
Елена меня понимала, мы были с ней заодно. Но свекровь лишь подливала масла в огонь. «Бедная Алисочка! Все от неё отвернулись! У папы новая жена, у мамы муж, никому до ребёнка дела нет!» — причитала она. Я не сдержалась: «Ну да, особенно бабушке, у которой личная жизнь важнее внучки». Галина Степановна бросила трубку, но мне было всё равно. Главное — Владимир и Елена меня поддержали. Даже самая Алиса позвонила на днях, извинилась, пообещала взяться за ум. Но боль от её слов не утихала. Я пыталась быть ей матерью, приняла, как родную, а она раз за разом отталкивала. Сердце разрывалось — я хотела мира в семье, но не знала, как достучаться до неё. Если она снова скажет: «Ты мне никто» — боюсь, не сдержусь…
