«Мы растили вашу первую внучку, теперь ваша очередь с младшей!» — вырвалось у меня, и слова повисли в воздухе тяжелым упрёком.
Моя дочь, Светлана, едва оправилась после первых родов, а теперь снова стоит на краю. Я, Галина Петровна, чувствую, как дрожат мои руки, когда представляю, что нас ждёт. Уже три года мы с мужем поднимаем старшую внучку, Марину, потому что после рождения Светлана чуть не умерла. А теперь её свекровь, Татьяна Владимировна, которая клялась нам в помощи, снова разводит руками. Мы живём в маленьком городке под Казанью, и каждый день этой пытки кажется мне вечностью.
Когда родилась Марина, мы забрали её из роддома сами. Светлана лежала в больнице полгода, балансируя между жизнью и смертью, и мы не могли бросить малышку. Татьяна Владимировна тогда бросалась громкими обещаниями, но за три года её помощь ограничилась парой визитов. То командировки, то санатории, то внезапные дела. Если бы не мои уговоры, она бы и вовсе не видела внучку! Я умоляла её приехать, и только тогда она появлялась — с недовольным лицом, будто мы отрывали её от важных дел.
Теперь Светлана ждёт второго, и врачи шепчут о тех же рисках. В прошлый раз она пять месяцев провела в больнице, и мы чудом спасли обеих — и мать, и дочь. Помню, как у меня похолодело внутри, когда из роддома позвонили и спросили, кто заберёт ребёнка. Светлана не могла даже поднять голову, не то что кормить. И я, несмотря на больные суставы и давление, взяла Марину. Нам с мужем уже за шестьдесят, да и младшая дочь, Анжела, ещё подросток. Но выбора не было — я не могла оставить внучку одну.
Марина живёт с нами, а к родителям ездит лишь в выходные. Так проще: Светлана пытается встать на ноги, а мы справляемся со старшей. Но второго ребёнка я уже не потяну. Нет сил снова нырять в бессонные ночи, пелёнки, бесконечный плач. Когда Светлана робко попросила взять и новорождённого, у меня потемнело в глазах. Давление скачет, а Марина, особенно когда болела, выматывала меня до слёз. В самые тяжёлые дни я звонила Татьяне Владимировне, моля о помощи. Она приезжала, но уже через пару часов с облегчением возвращала внучку, будто отбыла повинность.
Татьяна Владимировна младше меня, но живёт, как королева — салоны, путешествия, фитнес. Мужчины? Ей они не нужны. После рождения Марины она раздавала обещания, но за три года взяла внучку к себе лишь дважды — и то после моих слёз. Я валилась с ног, а она, вернув Марину, вздыхала: «Боже, как же это утомительно!» Как будто я не таскаю её каждый день на руках!
Теперь, когда у Светланы третий триместр, врачи снова сухо предупреждают: «Будьте готовы». У меня ком в горле. Второго младенца я не вытяну, а Марина и так требует всего внимания. Я прямо сказала свекрови: «Мы подняли Марину, теперь ваша очередь». Но Татьяна Владимировна тут же завела песню о своих неотложных делах: ремонт, выставки, командировки. Ей просто неохота возиться с ребёнком. Она даже не стесняется сказать, что внуки — обуза. Я в отчаянии: что делать с младенцем? Не в приют же его сдавать!
Сердце сжимается от боли. Светлана борется, а я не знаю, как спасти нас всех. Татьяна Владимировна живёт в своём комфортном мире, где нет места нашим слёзам. Я пыталась договориться: «Хотя бы на полгода», но она отмахивается, будто от назойливой мошки. Марина — наша радость, но я не смогу пройти этот ад снова. Когда представляю, что новорождённый останется без заботы, в горле перехватывает. Свекровь давала слово, но её обещания — пустой ветер. Как до неё достучаться? Как заставить понять, что это её кровь, её семья? Если она не одумается, боюсь, мы не выдержим. И от этой мысли мне нечем дышать.
