**Разлука, разбившая сердце: трагедия одной семьи**
Казалось, мы живём в сказке. Тихое Подмосковье, уютный дом, крепкая семья, работа с хорошим окладом. Ни я, ни родители моей жены Галины не лезли в наши дела — да и поводов не было. Дочь Арина, наше солнышко, наполняла каждый день светом. Всё было прекрасно… до того злополучного вечера.
Я спешил домой, шагая через знакомый сквер, отделявший наш район от шумной Москвы. Метель кружила снег, фонари едва освещали дорогу, и вдруг из темноты раздался крик: «Отстаньте!» Такой отчаянный, что кровь застыла. Вглядевшись, я увидел — девушку тащили к полуразрушенному зданию, а в её руках дрожал крошечный русский той-терьер. Без раздумий я бросился вперёд, схватил громилу за воротник. Тот рванулся, ударил кулаком в висок. Боль пронзила, но я успел пнуть его в колено. Он рухнул на лёд, и слышен был глухой стук — голова ударилась о бордюр. Девушка, не оглядываясь, исчезла в метели, прижимая к груди трясущегося пёсика.
Я стоял, пытаясь отдышаться. Упавший не шевелился. Под фонарём алело пятно — снег вокруг его головы таял, окрашиваясь. Холод пробирал до костей. Вызвал скорую, но знал: медики уже не помогут. Полицейские увезли меня в участок, и вместо дома я очутился за решёткой, под бесконечными допросами.
Галину я увидел лишь в суде. Следователь не разрешал свиданий, отмахивался, как от назойливой мухи. Я честно рассказал всё: крик, драку, случайный удар. Та самая девушка даже пришла на суд, но мне вменяли «превышение самообороны». «Четыре года колонии», — сухо объявил судья. Галя закрыла лицо руками, её плечи дёргались от слёз. Четыре года разлуки — пустота, пропасть. Адвокат выбил условно-досрочное, прокурор промолчал, и я, стиснув зубы, принял свой срок. В камере шумели: «Тебе ещё повезло — могли и десятку дать».
Тюрьма встретила серыми стенами и затхлым воздухом. После карантина я ждал Галину, но она не приезжала. В письмах писала, что занята, что у Арины уроки, то холодильник сломался, то автобусы не ходят. Я сходил с ума от тоски по дочери, но без матери ребёнка не пускали. Письма от Гали приходили всё реже, а мои, которые я писал чуть ли не каждый день, будто тонули в никуда.
И вот — тот день. Толстый конверт в руках, знакомый почерк. Я улыбнулся, но к середине письма губы задрожали. Галина просила развод. «Устала, Серёжа. Всё на мне. Появился мужчина, который помогает. Арина растёт без отца… Что будет через четыре года? Прощай». Буквы плыли перед глазами. Я сжал бумагу в кулаке, чувствуя, как в груди что-то ломается. Сокамерник хлопнул меня по плечу: «Не зацикливайся, мужик. Выйдешь — разберёшься. Пошли чайку глотнём».
За гранёным стаканом крепкого чифиря я глотал ярость. Старший по бараку хрипло бросил: «Не ныть. Копай на УДО. Время всё лечит». Эти слова стали моим топливом. Я гнул спину, выполнял двойные нормы, молчал и терпел. Начальник отряда, заметив моё усердие, подал ходатайство об условно-досрочном. Теперь жду решения.
Что дальше? Не знаю. Но одно ясно — я заберу Арину. Этот новый «папа» и Галя, предавшая нас, не отнимут у меня дочь. Пусть жизнь бьёт — я выстою. Ради неё.
