Я вырастила сына одна, верила, что он станет моей опорой, а он стал тяжкой ношей вместе со своей женой.
Всю жизнь я отдала своему сыну, растила его без мужа, отказывая себе во всём, лишь бы он вырос порядочным. Но вместо благодарности — холодность, лень и предательство. Мой сын, которого я так любила, и его жена превратили мою жизнь в муку. Теперь передо мной страшный выбор: выставить их за дверь или смириться, теряя последние силы.
Меня зовут Валентина Семёновна, живу в маленьком городке под Архангельском. Сын, Миша, в детстве был ангелом — ласковым, послушным, добрым. Одна работала на износ, чтобы дать ему всё. Мечтала, что вырастет, станет моей опорой, как я была его. Но мечты рассыпались, будто ледяные узоры на стекле, стоило ему повзрослеть.
После школы Миша заявил: «Мама, универ — не моё», и ушёл в армию. Я надеялась, что служба его закалит, что вернётся с желанием жить. Но он вернулся прежним. Учиться? «Не хочу». Работать? «Только если лёгкая». Требовал большую зарплату без усилий. Устроился грузчиком, но через месяц бросил — «не моё». Полгода сидел дома, ничего не делая. Я кормила его, покупала вещи, платила за всё на крохотную пенсию, которой едва хватало.
А потом Миша привёл жену — Ларису, двадцатилетнюю, без работы и планов. Она вела себя, будто ей все должны, хотя и гроша ломаного не стоила. Разумеется, они поселились у меня. Моя хрущёвка, и так тесная, стала полем брани. Я пыталась взывать к их совести, упрекала за бардак, безделье, но в ответ — злость. «Мама, отстань!» — огрызался Миша. Лариса свысока подхихикивала. Их слова резали, как нож.
Однажды не выдержала. «Разбирайтесь, но не в моей квартире! — крикнула я. — Не могу вас содержать! Сама с трудом свожу концы с концами, а вы как пиявки!» Голос дрожал от боли. Дала срок — до конца месяца на сборы. Миша смотрел с обидой, Лариса скривила губу, но ни слова не сказали. Но в душе — страх: а если не уедут? Что делать с родной кровиночкой?
Я разрываюсь. Он — мой сын, мой мальчик, ради которого я голодала. Но сейчас ему нет до меня дела. Его равнодушие, лень, выбор жены-нахлебницы — словно пощёчина. Лариса только усугубляет: не готовит, не убирает, живёт за мой счёт, будто я ей обязана. Вижу, как жизнь уходит впустую, пока тащу их двоих, и сердце рвётся на части.
Что делать? Выгнать — значит потерять сына. Оставить — погубить себя. Каждый день гляжу на Мишу, ищу в нём того мальчишку, но вижу чужого, забывшего, что такое благодарность. Надежда на его помощь умерла, и теперь я стою на краю, не зная, хватит ли мужества сделать шаг.