«Мне 53, а маме 80»: как это — быть дочерью, которая ещё сама не жила
Решила написать — вдруг кто-то поймёт. Или подскажет. Не за жалостью — за гранью усталости. Будто в клетке, где дверь открыта, но выйти нельзя.
Мне пятьдесят три. До пенсии — как до Луны. А маме восемьдесят — и она со мной. Не прикована к постели, нет. Сама справится: умыться, суп сварить, в магазин сходить, до сквера дойти. Но… будто тянет из меня жизнь, как старый холодильник — вроде работает, а электричества жрёт немерено.
Вечером приползаю с работы — пустая, как выжатый пакет из-под сока. Сажусь, пью чай, киваю на её рассказы. И мечтаю только об одном: запереться, включить «Первый канал» и отключиться.
Но мама ждёт. Не разговора — проповеди. Будто мне снова пятнадцать, а на столе — дневник с тройкой по химии.
— Вот вышла бы за Сережу, а не за своего нытика — гвоздила она, — были бы дети, да и квартиру б тебе его родители купили. А не сидела бы, как дура, в этой берлоге.
Муж… сбежал. Вернее, не выдержал. Через месяц после того, как мама переехала к нам — подал на развод. Он-то хотел снимать, но для мамы аренда — как для кота валенки.
Теперь мы в трёхкомнатной хрущёвке: у каждой своя комната, но кухня — поле боя. И воздух густой, как кисель.
Каждый мой шаг — под лупой.
— Почему в девять пришла? У нормальных людей ужин в восемь.
— Опять эти дурацкие туфли купила? Деньги девать некуда?
— Про постель забыла? Кота кормила?
«Спасибо» или «отдохни» — не дождёшься. Только упрёки. Изо дня в день.
Съехать? Зарплата — смех: тридцать тысяч на жизнь и маму. Да и совесть: вдруг ей плохо станет?
Но иногда кажется — сойду с ума. Да, это чудовищно. Да, она мать. Я обязана. Но хочу исчезнуть. Хотя бы на выходные. Чтобы никто не пилил, не ковырялся в моих вещах, не спрашивал, почему я дышу не так.
Я устала. Я одна в этой коммуналке из двух человек. Я в ловушке, где стены — её слова.
Где кончается долг и начинается пытка?
Имею ли я право на тишину?
Не знаю. Но так — больше не могу.
