«Мои дети не хотят, чтобы я снова вышла замуж…» История о женщине, разрывающейся между памятью и надеждой
Меня зовут Ольга, мне 45. Ещё полгода назад я не поверила бы, если бы кто-то сказал, что окажусь в такой ловушке чувств. Прожила всю жизнь с одним мужчиной — моим мужем, отцом моих детей, моей опорой. Двадцать три года вместе. А потом он вдруг ушёл — сердце. Без предупреждения, оставив в квартире тишину, а в душе — прорубь, в которой тонешь.
У нас двое: Кирилл — третий курс института, уже взрослый, с головой на плечах. А Лиза только школу окончила, в универ поступила, такая нежная, как весенний лёд. Они — моя гордость, весь мой смысл. Но… для них я только мать. Только вдова.
А потом в моей жизни появился Дмитрий. Случайно встретились на книжной ярмарке — я туда зашла, чтобы хотя бы на людей посмотреть. Он оказался тёплым, внимательным, без лишних слов. Не лез с советами, просто был рядом. Сначала просто пили кофе в «Шоколаднице», потом — ужины, разговоры за полночь. В его взгляде я вдруг снова увидела себя — не мать, не вдову, а просто женщину.
И вот он сказал: «Ольга, давай поженимся. Начнём новую главу». Я расплакалась. Не от горя — от ужаса. Потому что знала: дети не простят.
Собрала их на кухне, как когда-то перед первым сентября или когда объясняла, откуда берутся дети. Только теперь всё по-другому.
— У меня… есть мужчина, — прошептала. — Дмитрий. Он сделал предложение.
То, что случилось дальше, было не ссорой — взрывом.
— Ты уже стёрла папу из сердца?! — закричала Лиза, и слёзы катились по её щекам.
— Ты собираешься впустить в наш дом какого-то мужика?! — рявкнул Кирилл. — Предала отца!
Они смотрели на меня, будто я чужая. Я пыталась объяснить: я не забыла. Помню его смех, как он щурился на солнце, даже запах его одеколона. Но он мёртв, мои родные. И никакие слёзы его не вернут. А я ещё жива. И сердце моё стучит — для кого-то.
Но они не услышали.
Теперь я как на качелях: если скажу Дмитрию «да» — потеряю детей. Уйдут, захлопнут дверь. Если откажу — останусь в пустой квартире. Потому что дети — они ведь не навечно. Вот они здесь, а завтра — свои семьи, свои хлопоты. А я? Буду «мамой, которой надо звонить по воскресеньям».
Я попросила у Дмитрия время: «Может, одумаются». Он обнял, сказал: «Подожду». Но я-то знаю — у всего есть срок. И он имеет право не ждать вечно. У него нет моего багажа, моих воспоминаний. Он просто любит. Разве это грех?
Больнее всего, что дети не видят во мне человека. Я жила честно: не изменяла, не бросала, не лгала. Почему теперь, когда я хочу просто глотка счастья, мне должно быть стыдно?
Я их не виню. Им страшно — боятся, что Дмитрий сотрёт память об отце. Но этого не случится. Папа останется в наших фото, в анекдотах, которые мы вспоминаем за чаем. Но я — здесь. Я ещё дышу.
Иногда вечером стою у окна, смотрю на Москву, где в каждом окне — своя драма. Кто-то целуется, кто-то рожает, кто-то ссорится. А кто-то… просто живёт. И я понимаю: я тоже хочу не выживать — жить.
Не знаю, какой выбор сделаю. Но знаю точно: я не предатель. Я — живая. И имею право на этот шанс.