Пять лет мои сыновья не появлялись на пороге, но стоило заикнуться о передаче квартиры племяннице — тут же слетелись, как вороны на падаль.
Два сына, трое внуков, две невестки — и при всём этом я доживала век в одиночестве, будто безродная. Лишь только слово об квартире сорвалось с губ — мгновенно вспомнили, что у них есть мать. Примчались, устроили драму. И стало ясно, как белый день: нужна им не я, а квадратные метры.
Когда рожались мои мальчишки, я мечтала, что стану для них опорой, а они — для меня. Как же я ошибалась. Теперь заботится обо мне не родная кровь, а племянница — у которой, между прочим, есть свои родители: мой брат и его жена.
Наверное, мы с мужем что-то ухлопали, не сумели воспитать их людьми. Пока отец был жив — хоть изредка заглядывали. А как его не стало — испарились. Пять лет. Пять долгих лет я их не видела.
А живут-то в том же городе! Пусть не в соседнем дворе, но всего сорок минут на автобусе. Оба под венцом, у обоих семьи. Двое внуков и внучка, которую я ни разу не прижимала к груди. А мне тяжело одной — ноги ноют, после перелома еле передвигаюсь. Дозвониться — как в сказку попасть. Вечно одно и то же: *«Скоро заедем, скоро поможем»* — но дальше пустых слов дело не идёт.
Когда соседи затопили кухню, я наконец решилась позвать их. Дело-то пустяковое — потолок подлатать. Позвонила старшему — пообещал. Младшему — тоже пообещал. Не пришёл никто. Пришлось нанимать мастера. Заплатила без сожалений — деньги не главное. Но сердце кровью обливалось: неужели я стала для них чужой?
Потом сломался холодильник. Я в технике не разбираюсь, а продавцы только и ждут, чтобы обжулить старуху. Попросила сыновей — пусть сопроводят, помогут выбрать. В ответ услышала: *«Там тебе всё объяснят»*. Пришлось звонить брату — приехала его дочь с мужем, разобрались.
А потом грянула пандемия. Сыновья стали звонить раз в месяц, бубнить в трубку: *«Ну как ты там?»* — и точка. Советовали: *«Сиди дома, заказывай продукты»*, но как это делать — не объяснили. А племянница Сашенька сама приехала, показала, научила. Она каждый день звонит родителям, заказывает им еду, лекарства, не спускает с них глаз. И меня не забыла.
Осознав, что родные дети бросили меня, она стала приходить, помогать. Убирала, готовила, сидела у постели, когда я болела. Да просто забегала — чайку попить, поговорить по душам. На все праздники звала к себе: у неё своя семья, брат, родители — и я. Её дочка зовёт меня бабушкой.
И я подумала: почему бы не оставить квартиру ей? Она ничего не требует, а помогает от чистого сердца. Это не подарок — это благодарность.
Когда собралась ехать к нотариусу, раздался звонок старшего сына. Спросил, куда это я направляюсь. Я честно ответила. И тут началось: крики, обвинения, будто я рехнулась. Выслушала — и поехала.
А вечером — звонок в дверь. На пороге оба сына. Привели внучку, притащили торт. Казалось бы — чудо. Но дело, конечно, не во внезапной любви. Быстро перешли к сути: начали уговаривать, что племянница меня вышвырнет. Что она чужая, а они — родные, и как я могу отдавать жильё посторонним?
Я посмотрела на них, выслушала — и тихо сказала: *«Спасибо за заботу, но решу сама»*. Они взбесились, хлопнули дверью. На прощанье бросили, что больше я внуков не увижу и помощи мне от них не ждать.
Да я и не жду, родненькие. Пять лет вас не было — и ничего. А теперь явились только ради дележа. Вы сами стали мне чужими. Я сделаю, как решила: квартира достанется Саше. А если она однажды и правда меня выставит — что ж, мой выбор. Но я в неё верю. У неё есть сердце. В отличие от вас…
