“Выставила меня из квартиры — теперь доживаю век в глуши”: исповедь одной свекрови
Вот так и вышло — под старость осталась одна. Не по своей воле, не из-за злого рока, а потому что невестка, та самая, которой я когда-то распахнула двери, вышвырнула меня, как ненужный хлам. Теперь живу в покосившейся избенке в забытой богом деревне. Без водопровода, с печкой, которую надо растапливать с утра пораньше, с туалетом во дворе и ведрами воды из колодца. Всё, что было, теперь её.
Меня зовут Лидия Семёновна. Родом я из Твери. Сыну моему, Вадиму, тридцать три. Женился он пять лет назад. Женился, как мне казалось, ослеплённый. Привёл в дом какую-то Светлану — девицу с Кубани, без крыши над головой, без профессии, без стыда в глазах. Сын был от неё без ума, а я с первой минуты насторожилась. Но смолчала. Думала, пройдёт.
После свадьбы стали жить втроём в моей двушке. Я отдала им большую комнату, а сама ютилась в крохотной спаленке, где и развернуться негде. Прошло пару месяцев, и Светлана объявила, что беременна. Срок уже приличный. Но загвоздка — Вадим познакомился с ней всего за месяц до зачатия. Я посчитала. Не сходится.
— Раньше срока родила, — заявила она.
— Раньше? Да здоровый ребёнок, без признаков недоношенности?
Промолчала. Сын поверил. А я — нет. Уже тогда чуяла: чужой ребёнок. Но что докажешь, если сын ослеплён?
Поначалу она ещё изображала хлопотунью — мыла полы, готовила. Потом забила. Всё тянула я. А потом началось то, что добило окончательно. Светлана потребовала, чтобы я отдавала пенсию им «на общие нужды». Без зазрения совести, в лоб.
— А ты-то что вносишь, Светлана? — спросила я. — Ни дня не работала ни до, ни после свадьбы!
Вадим встал на её защиту. Требовал отчёта за каждую копейку, потраченную на себя. Видно, Светлана его хорошо обработала. В курсе была всех надбавок, пенсий, пособий. Всё на учёте. Даже на лекарства не могла потратиться без нотации.
В какой-то момент терпение лопнуло. Купила себе холодильник и поставила в комнате. Перестала скидываться на еду, разделила коммуналку. Не обязана я кормить дармоедку с её ребёнком. Не обязана — и всё.
Тогда Светлана поняла, что просто так меня не выкурить. Однажды, в мое отсутствие, она перерыла мои бумаги. Нашла документы на квартиру. А там загвоздка: после развода с отцом Вадима я выкупила его долю, но оформила на сына. Думала — пусть будет его, всё равно он у меня один…
Светлана обрадовалась. Давление начала:
— Вали отсюда! Ты здесь никто! Попробуй Вадиму пожаловаться — разведусь и половину квартиры отсужу. Тогда и ты, и он — на улице!
Что я могла ответить? Понимала — сын меж двух огней. Не хотела его рвать на части. Собрала вещи и уехала в старый родительский дом в деревню. Когда-то купили его с бывшим, но так и не достроили. Теперь живу в этом захолустье, где зимой стужа, а летом лишь дым из трубы напоминает, что я ещё жива.
Вадиму сказала, что хочу тишины, покоя, природы. Он не заподозрил ничего. А Светлана только обрадовалась — одним ртом меньше. Сын сначала приезжал пару раз, теперь — ни звонка, ни весточки. Понимаю — не даст она ему. Не позволит.
Жалею лишь об одном — что не оформила квартиру на себя. Что поверила в сыновью любовь, в порядочность невестки. А теперь я — в одиночестве, без дома, без семьи, без надежды. Старость, которая должна быть в тепле, стала борьбой за выживание.
Вот так одна чужая женщина отняла у меня всё. Квартиру. Сына. Достоинство. И теперь каждую ночь молюсь, чтобы Вадим прозрел. Чтобы понял, с кем связался. Но боюсь — будет слишком поздно…
