Порой кажется, что самое тяжкое в женской доле – это не тяготы беременности, не бытовые хлопоты и даже не чужие недуги. Хуже всего – отстаивать своё право быть женой, когда на горизонте появляется свекровь, готовая положить всё на алтарь “своего ненаглядного сыночка”. А сыночку, между прочим, уже тридцать три. И он сам в состоянии отличить простуду от апокалипсиса. Но только не для матери…
Мой супруг Дмитрий приболел. Обычная сезонная хворь: сопли, кашель, небольшая температура. Никакого ковида – вкус на месте, тест чистый, врач развёл руками – банальный вирус. Тёплое питьё, проветривание, витамины по желанию. Он не отлынивал – и в магазин сбегал, и посуду перемыл. Я ведь на восьмом месяце, тяжести мне противопоказаны. Работу не бросил – начальник у него крутой, частник, лишний раз отпрашиваться себе дороже. Зарплата скромная, но исправная. А я вот-вот в декрет, каждая копейка на счету.
Мы с Димой всё делали как положено: тёплый плед, чай с вареньем, мёд с редькой – обернула его заботой, как могла. И всё шло своим чередом, пока он – от усталости, по глупости – не проболтался о недомогании своей матушке. Той самой, которую решили не тревожить. И вот через час – она уже в электричке. Последний вечерний поезд, хоть мы и живём в другом районе Нижнего Новгорода. Часы показывали глухую ночь, а она уже барабанила в дверь.
Диме пришлось подняться встречать – мне, в моём положении, в такое время по улицам шататься негоже. И вот она – гроза в юбке – переступает порог и тут же берёт бразды правления. Первое: “Окна настежь – ни-ни! Сквозняк добьёт больного!” Второе: “Где у вас кипяток? Я травы привезла, срочно заваривать!” – и это в час ночи. Третье: “Ты, невестка, марш в спальню. Тебе рожать, а ты тут микробов нацепляешь.”
С этой минуты я будто перестала существовать. Я – взрослая женщина, жена, будущая мать – оказалась лишней в этом уравнении. Теперь лечит мама. Мама знает лучше.
Она набрала его начальнику и, невзирая на протесты Димы, заявила, что сын при смерти и на работу не выйдет. “Другую работу найдёшь, а здоровье – никогда!” – рявкнула в трубку и бросила. Дима сидел бледный, словно неживой. Я попыталась вставить слово – тщетно.
Потом принесла витамины, что прописал врач. Выслушала тираду про “химию” и “шарлатанство”. Купила яблоки – получила нотацию про “заморскую отраву”. Сварила Димин любимый борщ – был разнос: “Только куриный бульон при простуде помогает!” Вот беда – он с пелёнок курицу терпеть не может, его от неё воротит.
Она завела песню про ежечасную уборку с хлоркой. А то, что у мужа от этого запаха спазмы начинаются – её не волнует. Главное – чтоб по старинке. Лекарства приноси, настойки заваривай, отчёты слушай, а сама – знай своё место.
Я не выдержала. За ужином попробовала мягко, почтительно заговорить. Мол, мама, спасибо, конечно, но давайте сообща, я ведь тоже переживаю… Она оборвала: “Ты ещё молоко на губах не обсохло. Где у вас тут травница принимает?”
Я попросила Димину – пусть скажет матери уехать. Тактично, без ссор. Он молчит. Он её боится. Он предпочитает терпеть. А я больше не могу. Потому что скоро роды, и я уже вижу: как только ребёнок появится, всё повторится. Она будет лечить, кормить, поучать. Мой голос – снова не в счёт.
И мне страшно. Не только за себя. Страшно, что за время его “болезни” начальник и правда найдёт замену. А дальше что? Останемся без средств? А мама – поможет? С своей пенсией в семь тысяч? Я и так последнее на себе экономлю, чтоб ребёнку всего хватало.
А теперь сижу на кухне одна, слушаю, как она за дверью распоряжается, и понимаю – эта битва только начинается. Только я больше не намерена молчать. Потому что это – моя семья. Мой ребёнок. Моя жизнь. И у меня на неё есть полное право.
