Зазвонил дверь. Я открыла — на пороге рыдала свекровь: оказалось, любовница обчистила их как липку.
Пятнадцать лет назад мы с Валерой сыграли свадьбу. Его мама тогда же дала мне понять: подружками нам не быть. Я и не спорила. Поженились, а вот детишек Господь не спешил дарить. Десять лет молитв, надежд и томительного ожидания… Но судьба сжалилась: сначала родился Сережа, а потом — крошка Аленка.
Жили неплохо. Валера пробился в люди — стал директором солидной конторы. Я же полностью ушла в заботу о доме и детях. Своей мамы рядом не было, она жила в Нижнем Новгороде. А свекровь… За все эти годы её отношение ко мне не изменилось. Для неё я так и осталась пронырой, которая увела её золотого мальчика. В её мечтах Валера должен был жениться на “той самой девочке” — дочери её подруги. Но он выбрал меня.
Жили, растили детей. Я терпела её колкости, но однажды всё рухнуло.
Тот день помню как сейчас. Мы только вернулись с прогулки, дети возились в коридоре, а я пошла ставить чайник. Вдруг заметила на тумбочке листок. Подошла — и сердце упало. Квартира опустела. Ни пальто Валеры, ни его чемодана…
На клочке бумаги корявым почерком было нацарапано:
“Прости. Влюбился. Не ищи. Ты сильная, справишься. Так лучше.”
Телефон мужа не отвечал. Ни звонка, ни смс. Просто взял и сбежал, оставив меня с двумя малышами.
В отчаянии позвонила свекрови. Может, знает что? В ответ услышала:
— Сама виновата! — её голос звенел злорадством. — Я же сразу говорила, чем это кончится.
Я онемела. В чём моя вина? Но разбираться было некогда — дети на руках, денег — кот наплакал. Валера не оставил нам ни рубля.
Работать не могла — детей не с кем оставить. Вспомнила, что раньше подрабатывала репетиторством. На это и выживали. День за днём, копейка за копейкой. Полгода — ни слуху ни духу от Валеры.
Шёл холодный октябрьский вечер. Я укладывала ребят, как вдруг — резкий звонок в дверь. Кого черти принесли?
Приоткрываю — и глазам не верю.
На пороге — свекровь. Вся промокшая, лицо в слезах.
— Пустишь? — прошептала она, и я машинально посторонилась.
За кухонным столом, всхлипывая, она выложила всю подноготную. Та самая “любовь” Валеры оказалась аферисткой. Обчистила его под ноль, оформила кредиты и смылась, прихватив даже бабушкины серёжки.
Валера остался у разбитого корыта. “Роскошная квартира” его пассии — фикция. Свекровь тоже влипла — заложила свою “двушку” в ипотеку, а теперь банк грозит выселением.
— У нас ничего не осталось, — шамкала она. — Помоги… Хоть на время… Мне некуда идти…
Смотрела на меня, как побитая дворняга.
Я сжала кулаки. В голове метались мысли. Вспомнились все её уколы, презрительные взгляды, годы, когда я чувствовала себя чужой в собственном доме. И теперь она приползла за помощью?
Часть меня жаждала отомстить. Сказать: “А помните, как вы меня? Вот и расхлёбывайте!” Но другая часть — та, что помнила, что дети смотрят, — не давала опуститься до этого.
Я молчала. В горле стоял ком.
Месть или милосердие?
Пока я решала, просто встала, налила ей чаю и поставила чашку на стол.
Потому что иногда быть человеком — значит поступить не так, как хочется, а так, как должно.
