Моё сердце сковано льдом обиды за сына. Пять лет назад мой Артём разбил семью, бросив жену с крохотными двойняшками. Пока Светлана, моя бывшая сноха, не знала сна, укачивая младенцев, он втихомолку строил новую жизнь с другой. Я, Галина, живу в Твери и до сих пор не перевариваю его измену. Его новая пассия, Алина, для меня — олицетворение предательства, и я наотрез отказываюсь её признавать. Сын превратился в чужого человека, а прощу ли я его когда-нибудь — не ведаю.
Тогда, пять лет назад, Артём подал на развод. Их близнецы только-только научились держать головки. Я узнала, что он крутил роман, пока Светлана, измождённая бессонницей, полностью отдавала себя детям. Его любовница, юркая и настырная Алина, поставила условие: или свадьба, или конец. И мой сын выбрал её. Светлана осталась одна с двумя грудничками, а я не выносила её мучений. Душа ныла от осознания, что родная кровь способна на такую низость — променять семью на мимолётный угар. Разве можно возводить своё благополучие на костях чужих слёз?
Я сразу дала понять Артёму — Алину в наш дом не пущу. Он заблуждался, если полагал, что я смирюсь с его подлостью. Но сын не внял. Через год он сделал той предложение, а после сыграли свадьбу. Я не пришла — стыдно было смотреть людям в глаза. Как мать, я не могла наблюдать, как он топчет всё, что было свято для нашей семьи. Теперь Артём с Алиной ютится в съёмной однушке на окраине и нянчат общего ребёнка. Знаю, что это моя кровь, но при мысли о нём горло сжимает спазма. Настоящие мои внуки — двойняшки — живут со Светланой, и я душу в них не чаю. Для них готова горы свернуть.
С Артёмом мы как кошка с собакой. Звала его на Рождество, надеялась, что заглянет один, но он упёрся — или с Алиной, или никак. А мне та хоть глаз коли. В то же время Светлана с радостью откликнулась на моё приглашение. Мы душа в душу, она мне как родная дочь. На праздник собрались тесным кругом: малыши распевали колядки, а Светлана хлопотала у печи. Глядя на неё, я видела весь её крест. Она растворилась в детях, забросив себя. Её дни — бесконечная вереница пелёнок и каш, и сердце за неё обливается кровью.
Светлана даже не смотрит в сторону мужчин, не может перевернуть страницу. Пыталась я с ней говорить — не отпускает боль. Живём теперь так: держимся друг за друга, я помогаю с внучатами, а она зовёт меня матушкой. Это согревает душу, но не залечивает рану. Сын даже не позвонил поздравить с праздниками. Ломаю голову: осознаёт ли он содеянное? Смогу ли я когда-нибудь стереть из памяти его грех? Жизнь уже не будет прежней, но я благодарна судьбе за Светлану и внуков — они моя опора в этом горьком мире.
